Затем делаю один болезненный глубокий вдох. Я словно вынырнула на поверхность воды. Сердечная мышца сокращается в ускоренном ритме.
Недовольно поджимаю губы, хмурю брови. Качаю головой из стороны в сторону. Насильно вытряхиваю изменщика из головы.
Я должна постепенно прийти к тому, чтобы больше не беспокоиться о местонахождении Артура. Каждый сам по себе.
Очередная попытка дозвониться до свекрови заканчивается провалом. Никто не берет трубку. А значит Ксюша вполне может забыть, что у неё сегодня занятия в бассейне с тренером.
С брелока открываю раздвижные ворота и въезжаю во двор родителей супруга.
Прежде чем выйти из машины, делаю глубокий выдох и растягиваю лучезарную улыбку.
— Доброе утро, Михаил Платонович! — машу рукой свёкру, который сидит в беседке и пьёт утренний кофе.
— Доброе, доброе, Лерочка! — кивает отец мужа. Отсутствие доброжелательной улыбки на его лице немного настораживает. — Проходи в дом, Анна с Ксюшей в спальне.
В коридоре, у самых дверей Ксюшиной комнаты я встречаю обеспокоенную Анну Сергеевну. Сердце уходит в пятки.
— Что случилось?
— Ксюша заболела.
Бегу к моей принцессе.
— Мама, — тихо шепчет она в полудрёме.
Я поспешно снимаю пиджак и с ногами забираюсь на высокую кровать ребёнка. Сажусь рядом со своей раскрасневшейся малышкой и нежно поглаживаю её светлые волосы.
У дочери повышена температура. Она крутится, вертится, сбрасывает с себя одеяло. Никак не может найти удобное положение, чтобы нормально заснуть. Прижимаю дочь к себе и негромко пою для неё любимую песню.
Когда Ксюша наконец засыпает, я иду на поиски свекрови. Хочу поинтересоваться, по какой такой причине никто не позвонил и не сообщил мне о состоянии моего ребёнка.
Когда всё это началось? Что за лекарства ей успели дать?
— Ночью у неё поднялась температура до тридцати восьми. — Сходу начинает рассказывать Анна Сергеевна, как только я вхожу на кухню. — Ни кашля, ни соплёй. Но горло очень красное.
— Почему мне не позвонили?
— Артур просил тебя не беспокоить. Сказал, что ты неважно себя чувствуешь. Он всю ночь лично сидел возле Ксюши, следил за её температурой, давал жаропонижающее по инструкции, созванивался с педиатром. К одиннадцати, кстати, она должна приехать к нам, чтобы прослушать внученьку.
При упоминании мужа, у меня на глазах наворачиваются слезы. Я прячу от свекрови мокрые ресницы, делая вид, что соринка попала в глаз.
Когда я услышала, что дочь заболела, все мысли об измене Артура, о моей ноющей боли, о погоде и пропущенных занятиях моментально отошли на задний план. Самое главное — это здоровье моей девочки.
— Что у вас стряслось, Лер? — тихо спрашивает Анна Сергеевна, ставя передо мной чашку горячего травяного чая.
— Неважно. Мы разберёмся.
Надежды на то, что свекровь удовлетворит такой ответ я не питаю. Знаю, что она всё равно настоит на своём.
— Рассказывай, Валерия. Я же вижу, что ты сама не своя. Глаза красные, веки припухшие. Плакала, да? — Свекровь скучит негромко кулаком по столу. — Вот знала я, что Артур не просто так заявился к нам поздно вечером. Материнское сердце не обманешь.
— Не могу, Анна Сергеевна, — Сглатывая болезненный ком, признаюсь я. — Не могу. Мне кажется, если я произнесу это вслух, то рассыплюсь безвозвратно.
— Родная, не держи в себе. Тебе надо выговориться.
Ладонь Анны Сергеевны ложится поверх моего плеча. Такой ненавязчивый знак поддержки.
— Артур — ваш сын, поэтому боюсь, вам не понравится, какими словами я его сейчас могу обозвать.
