— Значит поживаем в больнице. Так даже лучше, — успокаиваю сама себя. — Мне нужно ходить на работу, а тут она всегда под присмотром. Если можно, не кормите ее смесями. У нее колики от нее. Я буду нацеживать молока каждое утро. И по возможности прибегать раз в три-четыре часа с работы. Офис тут неподалеку.
— Конечно, — улыбается доктор. — Все хотел спросить, а где же папа нашей Валерочки?
Поднимаю на него удивлённый взгляд. Мне показалось, или в его голосе послышалась непрофессиональная заинтересованность?
— Я ведь заполняла документы, — пожимаю плечами. — Там все есть.
— Вы написали, что он умер. От чего?
— От любопытства, — в палату очень вовремя входит тетя Вера.
Она была подругой моей бабушки. Ну как подругой. Когда-то бабушка приглядывала за маленькой тетей Верой. А потом тетя Вера за мной, когда бабушке нужно было куда-то отлучиться.
На нее же я и наш с бабулей дом оставляла, отправляясь замуж за Германа.
И когда я вернулась домой после развода она безошибочно угадала, что я жду ребенка. Успокаивала меня:
— Тебя вынянчили, и дочку твою вынянчим! Делов-то! И на кой ляд нам эти мужики сдались? От них одни проблемы. Тфу!
Понимаю я ее. И доверяю, больше, чем кому бы то ни было.
Так уж вышло, что тетя Вера у нас закоренелая холостячка. Бабуля рассказывала, что ее когда-то в молодости обидели сильно. С тех пор она так и не обзавелась ни семьей, ни детьми. Зато чужих нянчит, как родных.
Я приподнимаю бровь, глядя на доктора и давая понять, что не расположена к «познакомимся поближе».
Доктор усмехается, явно оценив наш воинственный настрой:
— Поймите меня правильно, этот тип анемии — очень редкое заболевание. Я должен знать о болезнях ее отца. К тому же он мог бы оказаться донором… Если бы был жив, конечно.
— У отца Лерочки не было подобных заболеваний, — говорю уверенно. — Разве что язва около двух лет назад. И неподтвержденная астма в детстве. Во взрослом возрасте ни одного рецидива не было. Это все я рассказывала при сборе анамнеза, и вы мне тогда сразу сказали, что это противопоказание против донорства.
А теперь может еще и алкоголизм.
— Помню именно после этого он «умер», — лукаво улыбается доктор. — Видимо за ненадобностью?
Он так флиртует или пытается вывести меня на чистую воду? Но зачем? Пристыдить за ложь? Какое ему дело, если мы давно выяснили, что от отца Лерочки помощи никакой. Разве что денежной.
— Какое это сейчас имеет отношение к дальнейшему лечению? Если вы вдруг решите, что мой бывший муж может быть полезен для дочки, то уж поверьте, я его и из-под земли достану. Если же нет, давайте прекратим бесполезный разговор.
— Как скажете, — с холодной улыбкой доктор выходит из палаты.
— Ну что? Получилось? — нетерпеливо спрашивает тетя Вера.
Киваю:
— Представляешь, тетя Люда сказала ему, что я замужем, — грустно улыбаюсь я.
Я все еще поддерживаю общение с бывшей свекровью. Конечно она не знает, что у меня есть ребенок. Мне стыдно, что я скрыла от нее, и я даже подумывала признаться ей. Но теперь не могу. Не после того, что сегодня увидела.
Тетя Люда уверена, что я вышла замуж, что незамедлительно передала своему сыну. Значит мой план сработал.
На самом деле изначально я просто хотела успокоить сердобольную женщину: она очень переживала за меня, уговорила забрать деньги после развода, и всегда интересовалась, чем мне помочь. А мне, по понятным причинам, стало неловко продолжать с ней общение.
