— Я знаю. Но Света отказалась. Сказала, что не доверяет мне, мол мои люди могут нарочно выкидыш спровоцировать. По той же причине я даже не знаю, где она наблюдается. Видимо в какой-то частной клинике. Даже с моими связями — не найти. Я настаивал на анализе. Но она ни в какую. Мать сказала, что Света все равно никуда не денется, родит — в любом случае все выяснится. Уже недолго осталось.
— Понятно, — отзывается еле слышно. — Сын?
— Да, мальчик.
— Как ты и хотел. Валерой назовете? — ее голос звучит безжизненно.
Мне хочется расшевелить ее, встряхнуть что ли:
— Может тебе чем-то помочь?
— Не надо. Я сама.
— С матерью хочешь повидаться?
— Мы поддерживаем связь по телефону.
— Тебе есть где жить в Москве?
— В больнице договорилась.
— Хочешь остаться у меня, пока его лечат?
— Мне нужно быть рядом с…
— Жень, пожалуйста! — встряхиваю ее за плечи.
— Ай! — пищит сдавлено.
— Да блядь! — разворачиваю ее к себе, усаживаю на разделочный стол, прямо рядом с недорезанным мясом. — Покажи.
Забираю из ее руки нож, засовываю окровавленный пальчик под кран:
— Прости. Прости меня. Походу я реально только боль тебе причиняю.
Облизываю раненый палец. Целую. Затем ладонь. Запястье.
Хочет отобрать руку.
— Сто тысяч, — говорю тихо. — Плачу сотку. Только позволь мне продолжить сейчас.
Нерешительно расслабляет руку. Поддается мне. Прокладываю дорожку из поцелуев вверх по ее руке. Дохожу до острого плечика и Женя снова напрягается.
Упирает ладошки мне в грудь, пытаясь оттолкнуть.
— Еще сотня, — задыхаюсь от желания.
— М-м, — упирается.
— Двести, Жень. Умоляю.
С явным сомнением расслабляет руки на моей груди. Но не убирает.
Прижимаю ее к себе крепче, впиваюсь влажным поцелуем в ее шейку. Чувствую, как она тяжело дышит. Мысль, что у нее с ее калекой скорее всего давно не было секса не оставляет. Значит она тоже хочет.
— Я пиздец соскучился, Жень, — шепчу, в промежутках между поцелуями. — А ты еще красивее стала. И пахнешь охуенно.
Прихватываю зубами ее губку. Напрягается вся. Отпускаю. Облизываю несговорчивый ротик. Заглядываю в глаза, глотая сбившееся дыхание:
— Сколько ты хочешь за поцелуй?
Мотает головой отрицательно.
— Я все равно поцелую, Жень. Лучше назови цифру.
— Д-двести…
Врезаюсь в ее губы долгожданным поцелуем. Боже, как долго я об этом мечтал! Думал, что теперь мне ее губки только сниться будут.
Однако что-то не так. Она такая же холодная, как днём.
— Еще двести, если ответишь мне, — шепчу в ее рот сквозь сбившееся дыхание, оторвавшись всего на секунду.
Ее язык робко касается моего. И я уплываю.
Тонкие пальчики намертво вцепляются в воротник моей рубашки. Женя неистово притягивает меня к себе. Льнет всем телом. Ногами обхватывает мои бедра.
Подхватываю ее на руки и иду в спальню, не прекращая поцелуя. Глажу ее по спинке, чувствуя под пальцами каждую косточку ее позвоночника. Боже, почему она такая худенькая?
Ее пальцы запутываются в моих волосах слишком реалистично для притворного поцелуя. Или мне просто так хочется думать?
Потому что в следующую секунду Женя будто очнувшись, отталкивается от меня, и с ужасом заглядывает в глаза:
— Нет-нет-нет!
Настойчиво тянусь к ее губам:
— Я заплачу, малыш. Сколько ты хочешь? Миллион? Два? Все десять? Могу еще сверху накинуть. Хочу тебя, пиздец. Только не так, как днём. Сколько стоит твое взаимное желание? Я хочу, чтобы ты тоже хотела.
— Я не хочу! Не хочу! — вырывается. — Отпусти!
