Измена. Стеклянный мост над обрывом - страница 31

– Какое клеймо?

Опять торопливая сбивчивая речь Леры на одном дыхании:

– О том, что я грязная, развратная, мне понравился секс с другим мужчиной, который мне не муж, а он должен нравиться только с мужем. И теперь я грязная для всех – для Славы, для тебя, для себя. Это невыносимо. Я не вспоминаю о Славе, для меня все это точно в прошлом. Но грязь, которя осталась после ночи с ним не смывается никак.

От волнения Лера начинает повторяться, мысли путаются.

Лера не плачет, но выглядит при этом такой потерянной и несчастной, что хочется сначала встряхнуть хорошенько, так, чтобы все глупости разом вылетели из головы, а затем целовать и убеждать, что все хорошо, убеждать и целовать.

– Лера, мне кажется, больше половины из того, что ты сказала, ты додумала за всех. Я не думал, что ты грязная. Никогда так не думал. Откуда у тебя в голове такие мысли, скажи, может, я что-то не так делал, говорил, я все объясню.

Лера думает, мается, высказывать свои догадки, предположения или нет. Наконец, поднимает на него глаза, тут же опускает и пытается что-то объяснить. Как же это сложно!

– Ты даже спал со мной на отдельной кровати целую неделю. А я думала, что после того как ты … после того… ты простил. А ты… А я… Значит, я был противная для тебя… А потом я опять поверила, что простил, а потом этот ужин, и вино… ты специально… а я … Я не знаю, что делать. Сам говорил, что все прошло, а сам… я не буду пить это вино… Ты даже не представляешь, как низко и подло ты поступил. А я… да я уже устала…

Даниэлю тогда показалось, что или взорвется его мозг, или он сойдет сума, что впрочем, может быть одно и то же. В чем он виноват? Надо было чай делать? Или водку хлестать? При чем тут вино?

17. Глава 17. Паранойя

Очень медленно и болезненно жизнь возвращалась в прежнее русло. Стыд и вина перед мужем не утихали. Лера спешила с работы домой, старалась что-то приготовить, не брала на выходные дополнительную работу, но и открыться перед мужем не могла. Исчезла ее беззаботная улыбка, исчез смех, исчезла привычка устраиваться поудобнее подмышкой мужа и просто гладить, рисовать пальцем узоры на его груди и животе. С каким-то ужасом она ждала его прикосновений и все внутри сворачивалось, отторгало малейшее проявление ласки.

Флешбэком возвращались прошедшие события, вспоминались слова Славы, Дани, которые когда-то не застряли в памяти, но спустились в глубины подсознания, чтобы теперь подниматься вверх в виде воспоминаний и колоть побольнее. “Омерзительно” – ведь так Слава характеризовал потенциальную измену в семье, сам в это время нежась в объятиях Леры. И теперь Лера чувствовала себя именно так – омерзительно, не хотелось, чтобы к ее телу кто-либо прикасался, не могла избавиться от чувства омерзения к самой себе так, что иногда хотелось выть. Умом она понимала, что делает этим только хуже, видела, что даже Даню начинает беспокоить ее подобное поведение, но и пересилить себя не могла.

А еще снились сны – ужасные и некрасивые. Они с мужем едут в большой карете на бал. Там они будут танцевать вальс. Даниэль в прекрасном смокинге, на ней – платье пастельных тонов дам XIX века. Дворецкий открывает дверь в шикарную залу и незаметно для Даниэля просовывает ей в руку конверт. Она открывает конверт и ужасается, увидев свою обнаженную фотографию. На ней - с распущенными волосами, с ужасающе ярко-красной помадой на губах она лежит в грязи на дороге. Грязь хоть как-то еще прикрывает укромные места, но все равно все видят ее наготу. Она прячет конверт, входит в залу и вместо бала видит школьный актовый зал. Все смотрят на нее, а она – на демонстрирующуюся для нее презентацию, где эта фотография. Лера ищет глазами Даниэля, но он там, среди других, смотрит на нее с таким презрением, что хочется бежать. На Лере до сих пор пышное платье, умываясь слезами, она выбегает из актового зала и идет по улицам города. Идет и идет, пока не обнаруживает, что платье исчезло, что люди шарахаются от нее – обнаженной и грязной. Чувства становятся такими невыносимыми, что она просыпается.