Измена. Стеклянный мост над обрывом - страница 8

– Ты где ночевала? Ты где была?

– У подруги ночевала. И что? – она не понимала бушующего Славу. А лучшая защита – это нападение. – Я отчитываться должна была перед кем-то? Тем более Рафаэль написал, что я не приду ночевать.

– Ах Рафаэль написал? Это подругу так зовут?

– Я не понимаю, Слава, что ты от меня хочешь? Почему не даешь пройти в комнату? Почему вытащил на улицу? – Лере было неприятно, что Слава нафантазировал невесть что. Тон его голоса тоже не нравился, было в нем что-то такое, не то, что злое, а что-то отталкивающее.

– Я, малыш, от тебя ничего не хочу. Но пока ты здесь живешь, я, как представитель службы безопасности, отвечаю в том числе и за тебя, так что будь добра ночевать в комнате либо, если тебе есть где ночевать, можешь освободить комнату.

– Это ты будешь решать, освобождать мне комнату или нет?

Слава не ответил на ее вопрос, но сказал, как плюнул:

– Ненасытная.

6. Глава 6. Прости меня, дурака

Это слово раньше завораживало, вызывала дрожь, а теперь Лера чувствовала, словно ее обваляли в грязи. Слава зашел в общежитие, громко хлопнув дверью, а Лера, потрясенная его злобой, его словами осталась стоять на месте.

Начнись сейчас потоп, ураган, пожар, она все равно не смогла бы сдвинуться с места. Славины слова припечатали, пригвоздили. Он сделал так больно, как только мог. Грудь стиснула такая тяжесть, из-за которой невозможно было дышать. О

сеннее утро было достаточно прохладным, очень скоро Лера, одетая в тонкую курточку, начала дрожать, слезы градом стекали по щекам, но зайти в общежитие заставить себя она не могла. Стараясь не показать заплаканное лицо редким студентам и студенткам, возвращавшимся в общежитие или, наоборот, спешащим по своим делам, Лера украдкой вытирала щеки, отворачивалась, если ей казалось, что видит знакомых, поэтому не заметила невесть откуда взявшегося Славу. Он присел рядом, заглянул-таки в лицо:

– Ты плакала. Прости, прости меня дурака.

Грудь тяжелела от невысказанных слов. Только бы не заплакать, спокойно высказаться и поставить теперь уже окончательную точку.

– Уйди, пожалуйста, уйди. Даже если со мной что-то случится, тебя это не должно волновать. Мы расстались. Я тебе никто, но и ты для меня никто. Нет, не так. Ты для меня не никто. Ты мой первый мужчина и пока что последний. Ты был восхитительным первым мужчиной, мне очень повезло, честно. Но теперь наши пути расходятся. Неважно встретимся мы завтра или через десять лет, я больше не хочу твоих поцелуев, твоих ласк. Прости, ты подарил мне очень много хорошего, грех жаловаться, но и сделал очень больно. Заметь, не в первый раз.

Валерия взяла в свою ладонь ладонь Славы, прикоснулась к ней губами, мягко отпустила и быстро зашагала в комнату. Растерянный, потерянный молодой человек остался стоять на холодном ветру.

Возможно, это событие так повлияло на Валерию, но непонятное детское поведение по отношению к Славе потихоньку сходило на нет. Она не стремилась вызвать злость или улыбку, подсмотреть издалека, как он идет с учебы или на учебу, не ловила жадно его голос в толпе. Она не видела его с другими девушками, но не отрицала того факта, что она может жить не в общежитии и уж Слава точно бы не приглашал ее сюда, чтобы Лера прониклась хоть как-то его личной жизнью. Становилось стыдно, а потом смешно за свое поведение. Видимо, не только мозг, но и сердце начинало понимать, что страницы жизни, проведенные со Славой из ее жизни вырваны. Вырваны, но не выброшены в урну. Последние страницы Лериного блокнотика были украшены ее последними стихами о Славе: