– Соколовский, тебе не кажется, что это мне впору задавать вопросы?!
Резко качает головой. Опять сканирует меня взглядом, явно желая понять? что я делаю в клинике? и вдруг до меня доходит, что муж еще не знает? кто привез его беременную любовницу в больницу, он не понял? что я в курсе всего.
Понимаю, что еще не поздно все переиграть. Есть шанс сказать Глебу, что я приходила на очередной прием к гинекологу, но…
Я не хочу. Я не такая, как он. Я не могу запятнать то, что в одночасье осталось от нашего брака, грязью лжи…
Пусть больно. Пусть невыносимо тяжко, но я бы никогда не смогла вот так, как Соколовский, лгать в глаза. И при этом держать себя как ни в чем не бывало…
Только вот я все равно не удерживаюсь и решаю зайти издалека, не раскрывая всех козырных карт, которые у меня на руках.
Поэтому я заглядываю в глаза Глеба, пытаюсь найти там хоть отголосок страха, смятения или боязни… но ничего не нахожу…
Интересно, сколько раз он вот так же смотрел на меня, а сам лгал в лицо… Видимо, практика большая…
Не знаю… еще сегодня мне казалось, что я самая счастливая женщина, думала, что муж меня любит, а на деле…
Отгоняю лишние мысли и делаю еще один шаг по направлению к мужу. Равняюсь с ним и чуть запрокидываю голову, чтобы иметь возможность смотреть Глебу прямо в глаза.
– Я думала, ты занят. Ты ведь мне так написал в сообщении, а ты вот в клинику примчался… на всех порах, вероятно, это и есть твои суперважные дела? – говорю с нажимом, но Глеб и бровью не ведет.
Он выжидает. Явно не хочет говорить лишнего слова, чтобы разобраться в ситуации. С таким самоконтролем муж мог бы быть отличным политиком или игроком в покер, который привык прятать свои эмоции от чужих глаз.
Глеб на мой выпад не отвечает. Игнорирует, продолжая, не мигая, смотреть на меня, и под этим взглядом я взрываюсь, в голосе проскальзывают истеричные нотки, когда я задаю свой вопрос:
– Как ты мог, Глеб?! Как ты мог так поступить со мной, с нами?! Как. Ты. Мог?!
Мне, наверное, нужно было сначала высказать ему, что я знаю, что его любовница беременна, что я та самая дура, которая привезла его изнемогающую пассию в больницу, что я та самая женщина, которая спасала жизнь их ребенку…
Но…
Я не могу.
Меня хватило лишь на эти несколько слов, и голос предательски дрогнул, а на глаза навернулись слезы.
А Глеб… он просто смотрит в мои глаза и… молчит. Разумеется, мой муж слишком умен и проницателен, всегда таким был, и сейчас… он без слов понимает, что я знаю…
А я почему-то наше утро сегодняшнее вспоминаю. Как готовила ему запеканку, которую, как он однажды признался, любил с самого детского сада, вспоминаю, как крутилась у плиты, и неожиданно меня обнимают сильные руки, прижимают к сильному телу и твердые губы обжигают поцелуем в шею…
– Вкусно пахнет…
– Я сейчас все на стол поставлю, – говорю и улыбаюсь.
– Прости, малыш, важные встречи. Обойдусь без завтрака… Времени в обрез…
Глеб так и ушел, не поев, а моя запеканка подгорела…
Вот и сейчас мне кажется, что я въедливый запах гари чувствую, а может, и гнили, которая сжирает наши отношения, уничтожает мою веру, потому что муж лгал.
Он целовал меня, говорил о том, что занят, а сам… сам заделал ребенка девице модельного вида, продавшейся за его деньги.
Мерзко. Больно. Отвратительно.
И что еще хуже – Глеб молчит. Он не пытается ничего сказать, и речь не о том, чтобы разубедить его. А просто в том, что он даже не говорит, что ему жаль… Не говорит, что сожалеет, не рассказывает о том, что полюбил какую-то женщину.
