Будет ли, куда оглядываться… Сейчас он уже ни в чём не был уверен.
— Стараемся пока об этом не думать, — он посторонился, пропуская Катерину к выходу и заметил, как при его словах дрогнули хрупкие плечи жены.
Впереди у них, конечно же, Большой Разговор. Тот самый.
Он нечто подобное предполагал, ещё когда был у Вероники.
— Во-первых, разве ты можешь осуждать её за желание с кем-нибудь об этом поговорить? — в светлых глазах Вероники читался искренний вопрос. — Ты хотел вывести её на эмоции — ты преуспел. Растормошил. И перестарался.
— А во-вторых? — пробормотал он, ощущая давление в висках и неизбежность головной боли.
— А во-вторых, ваше неумение по-настоящему открыться друг другу приведёт к тому, что она поставит вопрос ребром. Особенно сейчас. После всего случившегося.
Марат прислушался к себе, пытаясь понять, готов ли взять на себя всю ответственность за случившееся. Готов ли простить жену за её тайны и недомолвки, за её нелюбовь и яростное желание скрыть её за многословными объяснениями, которые на самом деле не стоили ничего. Пустые сотрясания воздуха.
Но всё, что сейчас сумел расслышать внутри, был один надоедливый, почти ненавистный вопрос: «Почему?»
Почему его жена посчитала его недостойным своих откровений?
Почему с каждым днём отстранялась от него всё сильнее?
Почему, в конце концов, их близость превратилась для неё в пустое следование супружескому долгу?
Она в этом не признавалась, но он это чувствовал!
Почему?!
— Значит, — он тяжело сглотнул, — нас ждёт разговор.
— Боюсь, это так, — вздохнула Ника.
Он не заметил, как она придвинулась ближе.
— И раз уж он у вас впереди… скажи, — её прохладная ладонь снова легла ему на руку, — ты собираешься ей рассказать, что происходит на самом деле?..
12. Глава 12
— Я сестру провожу, — упираюсь взглядом мужу в грудь и гадаю, почую ли тот самый тошнотворный аромат цветочных духов.
Ненавистный мне теперь аромат, который я чуяла, когда застала его с той блондинкой.
Но, должно быть, слишком нервничаю и всё-таки держусь от него слишком уж далеко, чтобы хоть что-нибудь по-настоящему ощутить.
А ещё на долю мгновения мне чудится, что он меня не пропустит.
Но секунду сменяет другая — и Марат отступает. Молча. Не тратит силы и время на пустые слова.
Мы в последнее время и без того их слишком много впустую потратили.
Говорили и говорили — непонятно о чём и для чего.
В фойе Катя натягивает на себя пальто, не спуская с меня взгляда. Сестра не умеет тревожиться и беспокоиться. Или не умеет этого демонстрировать. Выглядит скорее уж озабоченной, будто внутренне уже работает над решением сложной задачи.
— Мил, послушай меня…
Я ёжусь, поправляя сползшее плечико свитера и заглядываю в родные глаза:
— Понимаю, как это сейчас прозвучит. Но… не торопись, слышишь? Не спеши бросаться из огня да в полымя. Не жги мосты, потому что на все сто процентов в своих решениях ты не уверена.
Это и правда неожиданный совет от неё. И неожиданное наблюдение.
— Почему? — спрашиваю прямо, без обиняков. — И с чего ты решила, что я не уверена? Кать, он мне изменил. В наглую. Притащил эту девицу в наш дом. Её ведь Сашка мог увидеть!
Катя прикрыла глаза и кивнула, давая знак, что всё понимает.
— Я вижу тебя, — она указала подбородком в сторону столовой, — и вижу его. И знаешь, что ещё вижу?
Разваливающийся брак? Двух несчастных людей? Предателя и дуру, до недавнего времени надеявшуюся, что ещё не всё потеряно?
