Если он начнет задавать вопросы, я вряд ли сдержусь от рыданий. Для того, чтобы вызывать поток слез, нет ничего лучше сочувственного взгляда.
- Да так… - машет он рукой. - На последнем заезде влетел в стену.
У меня сразу ёкает сердце.
- В стену?! Ты не травмировался? - подлетев к нему, задираю голову и смотрю на зрачки - проверяю, нет ли сотрясения. - Голова не болит, не кружится?
- Да нет, мам, - он морщится, но в его голосе я слышу натяжку. - Стена же не бетонная, а из покрышек! Это почти мягко. Только бок немного болит.
- Покажи, - тут же командую я.
- Да ну мам! Чего ты начинаешь? Все там нормально, - он отмахивается, но я не позволяю ему уйти.
- Покажи мне, Слава. Дай мне убедиться, что там ничего серьёзного.
Сын, вздохнув, неохотно задирает футболку. На правом боку, чуть выше талии, расплывается синяк. Тёмно-фиолетовый, огромный, словно чернильная клякса. Подавив вздох ужаса, ощупываю его - уплотнений нет. И кости тоже целы.
- Слава Богу, ничего не сломал… - пробормотав, достаю коробку с лекарствами из бокового шкафа в прихожей и нахожу в ней мазь для рассасывания гематом.
- Ну мам, - ворчит он, наблюдая за моими действиями. - Это же ерунда. Я же говорил, что всё нормально.
Я больше не спорю - смысл? - просто молча подхожу и привычно мажу мазь на место ушиба.
К сожалению, подобное не впервые. Картинг, как и любые гонки - спорт травмоопасный, но сын даже слушать не хочет о том, чтобы перестать гоняться, мечтает о карьере профессионального гонщика, а Сергей его увлечение одобряет и финансово поддерживает - тренировки, как и карт стоят кучу денег.
- Может, он еще чемпионом станет. И миллионером, - мечтает муж, стоит мне заговорить о прекращении тренировок.
- Мы сами не бедные, - обычно возражаю я.
- Это другой уровень небедности, милая, - с улыбкой уверяет меня Сергей.
И я сдаюсь. И безропотно мажу синяки и ссадины на теле сына. Против них двоих аргументов у меня нет.
Пока я втираю мазь, Слава наблюдает за мной и вдруг спрашивает:
- Всё хорошо, мам?
- Конечно, хорошо, - быстро отвечаю я, стараясь не выдать дрожь в голосе.
- Ты какая-то грустная... Точно всё нормально?
- Да, Слав. Просто устала немного, - отговариваюсь самым простым объяснением.
Тем более, это правда - я действительно устала. От терзающих голову мыслей, от дурацкой слежки, от испытанного адреналина - вымоталась и едва стою на ногах. Хочу принять ванну и лечь, но сына нужно кормить ужином. Это мне кусок в горло не полезет, несмотря на то что я ничего не ела с завтрака… С завтрака, на котором мы в последний раз были семьей, на котором я еще не знала, что муж вовсю готовит себе запасную семью. Первая попытка не удалась?..
Горечь от обиды и ощущения пустоты вновь накатывает и едва не отражается на лице, но я стараюсь подавить их прежде, чем это станет заметно.
- Ммм… - мычит сын неопределенно, и я не понимаю, верит он мне или нет. - А папа где?
Меня словно иглой кольнули. Сердце сжимается. Нет, я не могу признаться, не могу посвятить Славку в этот хаос. Не сейчас...
- Папа… он же говорил утром, что задержится, - отвечаю я, закрывая тюбик с мазью, и тороплюсь закончить этот разговор: - Идем ужинать.
Когда мы оба поели - мне тоже пришлось впихнуть в себя несколько ложек овощного рагу, иначе сын опять бы начал расспрашивать, - он уходит к себе, а я иду в ванную, где снова погружаюсь в собственные мысли.
