— Аптечка! — кричит безопасник.
***
Мира как-то странно оседает на пол. Я бросаю пахучие веники и несусь к ящику с лекарством.
В панике роюсь и пытаюсь найти то, что нужно.
У матери было то же самое. Только на шерсть домашних животных. Поэтому в нашем доме не было никогда питомцев. А уже в самостоятельной жизни просто совесть не позволила завести животное и бросить его в одиночестве, пока я отсутствую.
«Мы в ответе за тех, кого приручили».
Мать часто говорила, что домашние животные не игрушки и не стоит их заводить лишь потому, что скучно. Они как дети и требуют много сил и времени. Даже если это обычные рыбки.
Самохин быстро вытаскивает вазы с цветами. Я набираю воды. Пересекаю кухню и подхватываю себе на руку Миру.
Васильковые глазищи наполнены слезами, и в них плещется дикий животный страх.
Беспамятный дурак. Девочку свою чуть не угробил.
— Мир, давай, сглатывай, — отдаю ей стакан с водой и таблетку антигистаминного, а у самого руки трясутся.
— Спасибо, — сипит жена, отпивая воду.
Так и сидим. На полу. Я на заднице. Жена на моих руках лежит. Обнимаю ее. Крепко. Сам едва успокаиваюсь.
— Ты как? — беру в ладони ее кукольное личико, всматриваюсь.
Наконец ее взгляд становится более осознанным. Слез в них больше нет, цвет лица тоже выравнивается.
— Мы так и познакомились, — улыбается одними уголками губ.
То есть я должен был помнить, что она аллергик, но не помню. Усталость от всего случившегося накрывает с головой. И непонятно, что с этим делать…
— Не помню, — хмурюсь, в голове разве только сверчки не стрекочут.
Ржевского вспомнил, Шипина не забыл, а ее не помню… Избирательная память и странная травма, полученная в аварии. Но вспоминаю Макса, как он сжимал до побелевших костяшек на пальцах кулаки, и становится совестно, что я в чем-то подозреваю жену.
— Я бы не отказалась от чая, крепкого.
— Чай так чай, — пожимаю плечами, и мы синхронно встаем.
Мира практически обходится без моей помощи. И как-то бочком старается меня обойти. Чем я руководствуюсь, когда поддаюсь внезапному порыву, не знаю… Просто притягиваю жену и целую.
Вспомнить ничего не получается, и как-то на душе даже тоскливо оттого, что с этим напуганным крольчонком у нас наверняка была не одна жаркая ночь, но у дяди Глеба по нулям в голове.
— Ты… мы… — как-то жена в самом начале сопротивляется, а потом Мира затихает.
Целоваться мне с ней нравится. Она пахнет лавандой и мятой.
— Если ты думаешь, что один поцелуй перекроет твои косяки, то…
— Не думаю, но раз ты со мной, значит, все не так плохо? — заглядываю в ее глаза и вижу там недоверие.
— Разве изменники меняются? — она смотрит на меня с осуждением.
Ну что сказать, свою неверность ничем не оправдать, но, может, я не так безнадежен и все можно еще исправить?
6. Глава 6
Первая мысль, когда я вижу Глеба и цветы, о том, что он все знает и решил наказать меня, умертвив. Потому что стоило мне вдохнуть цветочный запах, как с дыханием тут же начались проблемы.
В квартире мне сразу становится неуютно и жарко. К горлу подступает ком, а мои глаза увлажняются. Неизбежные слезы уже явно обозначились. Главным было во всем этом безобразии не потерять сознание.
Глеб кидается в сторону кухни. Что делает Самохин, я уже не могу отследить. Мне плохо.
— Мир, давай, сглатывай, — слышу отдаленное обращение своего фиктивного мужа, но сил как-то отреагировать не хватает.
Тогда Глеб просто вкладывает в мои руки стакан и уже более требовательно просит разжевать таблетку антигистаминного.
