Вечер у него был свободен, к тому же чаем Майка не ограничится. Накормит. Какие телячьи котлетки она умеет делать! Решительно все сегодня радовало. Правда, он обещал Кирюше, что они вместе скатают на дачу. Так дача не уйдет. Завтра съездят. Банька, шашлычок, пивко. С Майкиными котлетками не сравнить, но Кирюша тоже наловчился. Шашлык у него ничего, хоть и из свинины.
Кирюша имел отношение к третьей позиции приоритетов Игоря Борисовича, а именно, к любви. Нет, пылких чувств к нему Виктор Борисович не питал. Это была лишь жалкая замена его кумиру – тоже Игорю, интеллигенту, тонкой натуре с внешностью Димы Маликова. Ах, никогда-никогда не повторятся волшебные дни их любви, тайной и острой, опасной и прекрасной. А Кирюша так, бычок домашний. Да ладно, хоть он-то есть. Воспоминания об Игоре несколько пошатнули мажорное настроение Игоря Борисовича, но, увидев свой новый джип гранд-чероки, Поливанов вновь обрел уверенность и спокойствие.
В квартире сестры Игорь Борисович, как всегда, завистливо отметил строгий порядок и элегантный уют. Паркет сиял, тяжелые, шелковые, на подкладке, портьеры благородного оливкового цвета удивительно гармонировали с обивкой диванов и кресел и коричневыми, всех оттенков тонами мебели. Эту сдержанную гамму цветов оживляли картины на стенах, расписные фарфоровые вазы и пятна цветного стекла, искусно расставленного в горках по углам гостиной. «Умел красиво жить Василий Иванович», – подумал Поливанов. Сам он, плененный еще в юности этим невиданным дотоле бытом, всю жизнь старался создать и у себя нечто подобное. Долгие годы превращал свою коммуналку на Литейном в отдельную квартиру: хоронил за свой счет старух, выкупал комнаты у наследников, прописывал мифических родственников. И мебель покупал старинную, и живописью обзаводился, а все было не то. Получилась квартира темноватой, неуютной. Обои в спальне были слишком пестрые, картины в гостиной слишком новые, ковры и занавеси очень темные. Все вышло как-то казенно и угрюмо, и не было уголка, где бы хозяин любил находиться. Милее всего ему была кухня, обставленная без претензий стандартной мебелью.
Майя тоже накрыла ему на кухне. На столе, вокруг графинчиков с разными настойками, теснились тарелочки и мисочки с разными закусками. Были тут и соленые, один к одному, рыжики, и копченая мелкая рыбешка, поблескивающая жирной шкуркой, и потрясающие белые грибки в маринаде, и песочные корзиночки с крабами под майонезом, и паштетики, и отварной язычок с хреном. А на плите что-то уютно побулькивало в кастрюльках и сковородках.
– Ты сегодня меня принимаешь по первому разряду, – сказал довольный Игорь Борисович, нетерпеливо усаживаясь за изобильно накрытый стол.
– Хотела посидеть с тобой спокойно, кое-что обсудить. Сама тоже поем и выпью за компанию. А то я все на кофе, скоро язву заработаю. Для себя одной и стараться не хочется.
– Да, невосполнимая утрата, уникальный был человек. Давай помянем!
Сестра и брат выпили по рюмочке замечательной рябиновой настойки, отдали должное закускам. Приступая к деликатным пожарским котлеткам, украшенным подрумяненными сухариками, Игорь Борисович поинтересовался скорее из вежливости, чем из любопытства
– Так что же ты хотела со мной обсудить?
– Я тут вспомнила, что в последний раз ты видел Василия Ивановича чуть ли не накануне его смерти.
– Да-да, буквально за два дня.
