– Какая нота?
– Соль-диез второй октавы. Плюс одна шестнадцатая тона.
Водкин прикладывает ладонь к уху.
– Фигня! Ниже соль-диеза на одну тридцать вторую.
До «школы» им только аллею пройти, дальше кино «Победа».
Там второй месяц дают «Великолепную семерку», город не по одному разу смотрел.
За «Победой» – двухэтажное здание училища, выкрашенное в серый цвет, как гестапо.
У кинотеатра – тележка с пирожками по пять копеек. Влад уже заранее нервничает, предлагает обойти с тыла, чтоб не терзаться понапрасну. Пирожки сегодня с ливером, это они еще издали унюхали. Но чуть раньше, возможно, были с капустой и яйцом. У ливера запах пряный, его ни с чем не перепутаешь.
С фронта или с тыла? Тетя Зина дважды давала Никите в долг по пирожку, но Владу еще кредит не открывали. Егоров говорит, иди, Владик, только не проси ничего. Стой рядом и молчи. Как кот. Котам чаще дают, когда они помалкивают, а не орут в горло.
Егоров из-за афишной тумбы наблюдает, как Водкин, засунув руки в карманы плащика, маячит возле тележки. Плащик висит на нем, как на чучеле, светлый кок развивается на ветру.
– Тебе сколько, Водкин? – спрашивает Зина. – Го-ря-чень-ки-я!.. Вкус-ны-я!.. Мясокомбинат очень старался! Ливер то, что надо!..
– Я знаю, – хмуро отвечает Влад. – Я всё про них знаю. Когда такой пирожок разломишь, теть Зин, от ливера парок идет. Правильно, теть Зин? Еще внутри встречаются такие беленькие штучки. Я раньше думал, кусочки морских гадов, вроде кальмаров, а оказывается, это измельченные обрезки кишок. Или коровьего желудка, называемого по науке сычуг. Однако же печенки молотой, не считая сердца коровы, там гораздо больше. Печенка – главный компонент. Она, так сказать, доминанта, преобладает над всеми составляющими.
Тетя Зина, засунув красные руки в рукава телогрейки, стучит валенком о валенок.
– Да ты, я смотрю, специалист. Ну, так и взял бы парочку? У меня несколько штук осталось. – Она приподнимает крышку. Облако вкусного пара окутывает Влада. Он чувствует, что вот-вот рухнет прямо на бачки, как герой на амбразуру. – Хуже нет напоследок, пока продашь, намерзнешься.
– Спасибо, мэм, я только что отобедал, – врет Водкин из последних сил.
– А я бы по три копейки отдала за все. Тебе, кстати, полезно. Посмотри на себя, в чем только душа держится.
– У меня сейчас нет души, – замысловато отвечает Влад. – И тела нет. Я весь состою из одного сплошного желудка.
– У тебя, как я погляжу, не души, а денег нет, – говорит тетя Зина. – Нет ведь денег, признавайся?
– Ну, нет, – отвечает Водкин, – это не новости.
– А для меня новость, что ты Егорова за тумбой прячешь. Эй, Егоров, выходи!
Никита понимает, что скрываться бесполезно. И вот они стоят перед тележкой, за которой тетя Зина имеет власть судьи. Нет, не судьи – императрицы.
Бескрайни просторы империи, которой владеет Ее Величество Тетя Зина, сочны травы на лугах, где пасется всяческая рогатая скотина.
Когда нагуляет жирок, ее отправляют на имперскую скотобойню.
В одни ворота загоняют коров, бычков и овец, а из других – выезжают грузовики. Трейлеры колбасу везут, понятное дело, в Москву, а пирожки с ливером – в музыкальное училище имени Александра Скрябина.
Она протягивает теплый сверток. Жир сразу проступает сквозь бумагу, и одно пятно похоже на Америку, куда хочет удрать Влад.
– Теть Зин, но я же и так…
– Водкин, забудь. Бери, пока я добрая. Смотри не урони.
