Следующим летом (1957 год) я практически без экзаменов, после одного лишь прослушивания у преподавателя – тромбониста был принят в музыкальное училище имени Гнесиных в Москве. Проучившись там один год я это училище бросил, так как не имея законченного десятилетнего образования я должен был там посещать классы общеобразовательных предметов, из-за чего у меня почти не оставалось времени на основные музыкальные занятия. Находясь в Москве, я несколько месяцев, до ухода из училища и отъезда в Ленинград, поработал в оркестре ресторана гостиницы «Москва» – моём первом профессиональном оркестре.
Вернувшись в Ленинград, я совершенно случайно попал в такой настоящий джаз – оркестр, о котором я просто не мог и мечтать. Но только я начал играть в этом оркестре как меня призвали в армию на два года (осенью 1958 года).
Этот призыв в армию, как я чувствовал тогда, может поломать всю мою жизнь: во-первых, я мог потерять свою девушку, с которой дружил уже четыре года и о которой мечтал как о жене; и во-вторых, я мог потерять этот чудо – оркестр, от игры в котором я уже вкусил неописуемое чувство возбуждения и восторга. Поэтому попав в воинскую часть, я находился там в каком-то совершенно раздавленном состоянии шока, невыносимого мучения и даже в какой-то мере помутнения рассудка. Я оцениваю так то своё состояние потому, что я начал совершать тогда явно безумные действия, а именно, – я начал регулярно травить себя разными способами для того, чтобы заболеть и быть освобождённым от армейской службы. И в этом я «добился успеха», – я так расстроил работу своего сердца, что приводил врачей в состояние недоумения. Они думали, что у них испортился аппарат электрокардиограммы, – насколько я помню, один из зубцов этой кардиограммы (зубец «Т») вместо того, чтобы быть положительным (идти вверх), был у меня отрицательным (шёл вниз до минус 2), кроме того в состоянии покоя у меня был очень слабый и частый пульс, а если я брал полное дыхание и задерживал его, то мой пульс исчезал совсем, и я, чтобы не упасть, должен был срочно выпустить дыхание. Увидев такое моё состояние, медицинская комиссия освободила меня от военной службы. Поэтому я отслужил только около девяти месяцев. А через несколько недель после моего возвращения домой работа моего сердца восстановилась. Удивляюсь, как я не умер тогда от отравления.
Сейчас я оцениваю эти свои действия как безумные и постыдные. Мне очень стыдно в них признаваться, но я всё же признаюсь, так как взялся не прячась говорить о себе всё, что было и есть, что думаю и чувствую. Я понимаю сейчас, что этой своей симуляцией я взял грех на душу уже не только перед своим государством, к которому уже тогда относился довольно отчуждённо (например, я всегда отказывался вступать в комсомол – и в школе, и в армии, из-за чего и из-за моего замкнутого поведения там подумали обо мне, что я, наверно, баптист), но перед своей страной, перед своей Родиной, чего делать было никак нельзя. Я пытался потом хоть как-то успокоить свою совесть тем, что, мол, то время было всё же невоенное, но понимаю, что и это обстоятельство мой грех, конечно же, почти нисколько не уменьшает. Попав в армию, я должен был по другому оценить своё положение и, не теряя надежды на достижение временно отложенных целей, главной своей целью сделать выполнение своего гражданского долга перед Родиной. Это звучит громко, но это определяется именно такими словами. Мне кажется, что в то время я был всё же недостаточно зрел для понимания всей серьёзности этого долга. Я очень сожалею о своей ошибке. И я очень хочу хоть в какой-то мере искупить эту свою вину перед своей страной той пользой, которую, как я надеюсь, может принести ей эта моя книга.
