Нехотя выслушав мой сбивчивый рассказ, дежурный выдал мне чистый лист А4.
– А теперь все то же самое, только в письменном виде. Внизу укажи свои паспортные данные и контактный телефон.
– И все? – Я не понимал, почему он так равнодушен.
– Заявление рассмотрят и передадут по назначению.
– А это долго?
– Сложно сказать, но, скорей всего, в течение недели. Хочешь ускорить процесс, пусть обратятся ее родственники.
– Да я понятия не имею, кто ее родственники. Даже фамилию не знаю.
Полицейский недовольно закатил глаза.
– А мы, по-твоему, волшебники? Пиши заявление, будут приняты надлежащие меры – так быстро, насколько это соответствует ситуации.
Однако чем дольше я сидел над чистым листом, пытаясь описать случившееся, тем отчетливее понимал, что в полиции не станут с этим разбираться. Ева была взрослой самостоятельной девушкой, которая добровольно села в ту машину и которая, вполне возможно, сейчас отлично проводит время на каком-нибудь курорте, совершенно не желая, чтобы ее искали.
Так что из полиции я ушел ни с чем и снова отправился на квартиру к Еве.
Там ничего не изменилось.
Первым делом я поискал ноутбук, но не нашел. У Евы не было ни книг, ни тетрадей, ни ежедневников. Только все самое необходимое: минимум одежды, косметика, фен.
Вероятно, остальное находилось среди вещей, которые она собиралась перевезти, но не успела.
Так что единственное, к чему я смог хоть как‑то привязаться, был телефон Егора Степановича на холодильнике и название кондитерской на коробочке с пирожными, в которой, по моим предположениям, Ева работала.
– Слушаю, – проскрипел в трубку старческий голос.
– Егор Степанович? – уточнил я.
– Говорите!
Я вспомнил, что Ева называла хозяина квартиры «вредным стариком», поэтому не сомневался, что это именно он.
– Я бы хотел снять у вас комнату, – не моргнув и глазом выдал я, не придумав ничего лучше. – Мне сказали, одна свободна.
– Кто сказал? – с подозрением спросил он.
– Не помню, кто именно. Но я очень срочно подыскиваю жилье, поэтому звонил многим друзьям.
– Гражданство РФ? Регистрация есть?
– Я москвич. Студент.
– Семь тысяч в месяц. Показывать ничего не буду.
– Но ведь в этой квартире уже кто‑то живет?
– Допустим, живет.
– Может быть, вы мне дадите телефон этого человека и он сам мне покажет?
– Нет. Никто вам ничего не покажет. Комната заперта, а ключ у меня. И его я отдам только после предъявления паспорта и оплаты. Деньгами. Нормальными. Бумажными.
– Хорошо, – сдался я. – Скажите, куда подъехать.
Я отправился к старику в надежде уговорить его дать мне телефонный номер Евы.
Егор Степанович жил в четырех остановках на автобусе от метро, как раз по моему маршруту в колледж. Я ведь и Еву встретил, когда она ехала от него с ключами.
Было снежно и пасмурно. По-зимнему тепло, но промозгло. Снег на асфальте превратился в слякоть, и пока я шел до нужного дома, забрызгал штанины грязью. Пришлось остановиться перед подъездом его серо-белой девятиэтажки и оттирать их снегом.
На лестничной площадке у них располагалось по четыре квартиры, и нужную дверь я признал с первого взгляда: старая и обшарпанная, с грязным резиновым ковриком и заляпанным краской дверным звонком.
– Кто там? – проскрипел старик после того, как дребезжание звонка стихло.
– Здравствуйте! Я по поводу комнаты, – крикнул я в дверь.
– Кто? – переспросил он.
– Я вам звонил недавно. Вы сказали, что можно приехать.
