Тот, у кого нет врага, сокрушит себя сам.
– А что насчёт денег?
А что насчёт денег, так это старо как мир. Хочешь больше денег – расширь список индульгенций. Некоторыми пунктами этого длинного известного священного списка Катя пока не пользовалась, но зато любила то, на чём прыгала. Каждый новый пункт, подаренный ей, воспринимался восторженно, ведь индульгенция – очень модный подарок не только в пятнадцатом веке. Шабаш – что бы это ни значило, опосредовал той самой опасной экспериментальной практике, на которую они ехали в центр Москвы. Контуры сего действа были чётко ясны – указать на новые явления и распространить идеи, которые станут отправными точками для новых исследований… и, конечно, финансовых измерений отношений, ведь всем прекрасно нынче известно, что «после Бога – деньги первые».
Катя где-то слышала, что философия денег, основанная на системе предпосылок, по которым денег надо иметь как можно больше, совершенно антибиологична. Не всегда лучше иметь как можно больше кальция, лучше иметь – оптимальное количество кальция для питания организма. Слишком хорошо – это уже нехорошо… Но как понять, сколько достаточно именно тебе? Что такое ограбление банка по сравнению с банковской системой?
Катя переключилась.
– Императрицы, – обратилась Катя к сидящим в салоне автомобиля щебечущим женщинам, – запомните, если хотите иметь много денег, выглядите так, как будто вы этого заслуживаете.
– Хитрая уловка, Катюш! – рассмеялась пьяненькая женщина в трико. – Походит на банальную экзистенциальную аферу…
– Лишь выбор отношений: гнаться или идти навстречу. Ну и хоть приобретёшь врагов поприличнее… – заулыбалась Катя. – Если ты задолжала банку тысячу рублей – это твоя проблема. Если ты задолжала банку два миллиарда – это проблема банка. И мы, как ты наверняка уже поняла, уже не только про банки и деньги, а про отношения. Деньги – символ прав на труд других людей.
– И всё равно денег хочется много-много! – гоготала женщина в трико.
– Нет никаких денег. Есть только наши мысли о деньгах. А «золотая узда не сделает клячу рысаком».
– Да проехали, а почему именно Патриаршие? Довольно тривиально.
– Там всё началось. В Pino.
– Всё равно как-то в лоб, чертовски по-булгаковски!
– Ну и что, вы уж меня простите, но это как с минетом. Сосать в Москве – это не так печально, как в регионах. Шабаш на Патриарших – это не так печально, как в Егорьевске.
Рядом с женщиной в трико на заднем сидении с самого начала поездки сидел человек в капюшоне и всю дорогу молчал, постоянно думая, откуда у него выработалась новая дурная привычка – быть трезвым.
Женщины разлили по пластиковым стаканчикам то ли белое сухое вино, то ли плескающуюся скорбь памяти о себе.
– В рот, по-пылаевски! – выкрикнула Катя, чётко осознавая, что звучит это порой вульгарно и вычернено, и в этом поддержку от тех, от кого обычно надо, она получала нечасто, но память о том, что поддержание максимального числа боевых сил соответствует интересам стороны, обладающей в данный момент большим игровым пространством, она помнила.
Заиграла группа «Сплин»:
«Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода.
Всё того же ждут самолёты…
…
Скоро рассвет, выхода нет».
Женщина в трико начала постанывать, плакать и тихонько подпевать, а на куплетах истерично хихикать.
Человек в капюшоне вдруг, неожиданно произнёс:
– Выходов нет, есть только переходы.
