– Родство силой обстоятельств и фактов. Чтобы наследники наши хранили наши души…
* * *
Две линии плана, как делящаяся надвое веточка клена, были в руках Соколяка. Для одной, боевой, он собрал маленькое войско. Вторая, мирная, казалась адъютанту Ютова никчемушной. По какой веточке поползет жучок? Ответ за Ютовым. Если с Мироновым мир, (а Соколяк отчего-то не сомневался, что воевать с полковником в нынешних обстоятельствах Ингуш не станет, иначе послал бы он на Москву одного Рустама с бригадой), то цена мира одна: прошедшая через них чертова группа взрывников, которая нынче пудом висит на шее. Что до него, то черт бы с группой, сейчас вокруг такое начнется, что слили бы ее тихо, и разошлись. Что друг друга джихадить? Слили бы. Но не он завязан на взрывников, а Рустам. Рустам знает путь к тому чинуше по кличке Писарь, который мастырил для группы крепкие паспорта. Не он, а Рустам ведал тихим уходом из жизни тех одиноких еврейских граждан, на чьи имена оформлялись корочки. Только Рустам знает последние имена, с которыми взрывники ушли через них в Россию. Знает. Но захочет ли их вспомнить? А чинуша укрылся в Чечне, и его, пугливого зверька, там, без Рустама, тоже не найти…
«Рустам ручной», – бросил Ютов Соколяку во время тайного разговора перед отъездом в Москву. И добавил коротко, плевком: «Еще ручной». Соколяку почудилось, что генерал словно попросил адъютанта убедить его в этом. Но Соколяк покачал головой, отрицая – нет, теперь не ручной Рустам. Теперь настроение иное, и это Соколяк чувствовал кожей, находясь рядом с кавказцем. Для того и поехал за Ютовым в Москву – здесь убеждать проще. Зверь вдали от логова не так кусач. Соколяк должен прикрыть Ютова в случае их неудачного разговора. На случай, если Рустама не устроит мир Ютова с Мироновым. Генерал не стал формулировать задачу адъютанту именно в такой форме, но тем и ценен стал ему Соколяк, что умел выуживать смысл, прячущийся промеж слов. Соколяк подготовился и к крайней мере. Он задумал провести ликвидацию Рустама, имитируя бандитскую разборку. «Наезд» на Большого Ингуша. Заказ уже был сделан, московские бойцы ждали только сигнала.
* * *
При упоминании о наследниках Ютов нехорошо вздрогнул. Он обозрел коротким взглядом залу и снова поймал себя на том, что из всех окружающих его человеков, из оставшихся в живых малых и больших игроков его Небесной Астролябии этот старый спутник по судьбе обладает наибольшим химическим сродством с ним. И снова полковник подхватил ютовскую мысль:
– Нет короче друзей, чем союзники поневоле. В центре нашей системы, Руслан, одна судьба, и прежде чем решать о войне и мире, давай выпьем водки – кто поймет нас, если мы изживем друг друга?
– Я заключил с вами мир. Но я не понимаю, что происходит сейчас. Я не понимаю. Мои люди нервничают. Мои партнеры нервничают. Это плохая основа для дружбы, о которой вы говорите. Вы еще не убедили меня, полковник.
Ютов говорил вежливо, но ясно давал понять и голосом, и выражением лица, кто за столом ведет игру. И Мозгин, и Шариф подобрались. Лицо ингуша-телохранителя одеревенело, будто было исполнено из того же строгого материала, что и вешалка, у которой он стоял.
– Нас возвращает в прошлое. Разворачивает к точке расхождения. И ты, Руслан, понимаешь это, иначе не приехал бы сюда, – невозмутимо продолжил свое Миронов.
– Увы, все мы подчиняемся законам марксистской физики. Даже те, кто считает себя свободными от них, – Миронов посуровел: – Суди сам, генерал Ютов: как ни увязли мы сегодня в ваших проблемах, как ни слабы наши плотины, как ни скуплена на корню наша высшая власть вами и ими, а новый Афганистан перемешает по-старому. Старые карты. Тут не национальные даже на кону. Пуп геостратегического равновесия будет разорван. Этого не дадут ни Бушу-юниору, ни нашему юниору, ни-ко-му. Волей-неволей придется определиться, с кем ты перед войной.
