Кабул – Нью-Йорк - страница 99

Миронов с гордостью посмотрел на ученика.

– Как же, Андрей Андреич? Мы же только с Русланом замирились! Теперь и его во враги? Мало нам? – упрямился Кошкин.

– У нас и будет мир. Потому что у них выйдет война, а нам мир тем крепче! Вот ютовская Астролябия в оперативно-практическом приложении.

Миронова волновало одно: как добиться от туркмен согласованности действий?

– А что ее добиваться? Жить захотят, сами согласуются, – уверял Раф.

– Молодой скиснет. Как прижмут, поплывет, как дерьмо на паводке… – Кошкина не оставили сомнения. А как же, он один в погонах… Балашов в военном совете не участвовал. Близкое расставание с туркменами угнетало его. Вместе с ними знакомая опасность, пережитая, уже домашняя, должна была уступить место другой, черной, неведомой. Но спасителей Балашова его чувства не интересовали. Утюг ждал в машине, и машина должна была развести пришельцев по судьбам. Майора Кулиева и капитана Атаева отправили в Домодедово. Предварительно им разъяснили версию до таких деталей, что она больше не вызывала разногласий и каждый остался в убеждении, что напарнику не с руки стать доносчиком. А при определенной ловкости и согласованности еще возможны и погонные звезды. Лейтенанта Бабаева к облегчению его коллег оставили париться в Лефортово. О просьбе Бабаева им не сообщили, а пообещали задержать за пьяную драку и попытку изнасилования уважаемой российской гражданки. Тогда, по плану Шарифа, туркменская сторона забудет про него на время. А там что-нибудь да придумается. Да и кто ему, замазанному, потом поверит…

Майору Кулиеву не нравился такой план. Ему лучше было бы забрать лейтенанта с собой и по дороге поработать с ним, объяснить все опасности, которые могут возникнуть в его жизни, распусти он язык. А еще надежнее вышло бы, если бы русские послушались предложения Атаева и просто свернули Назару шею. Но майор сообразил – неведомой русской спецгруппе нужен заложник. С тяжелым сердцем он полетел в Ашхабад.

Назара Бабаева Кошкин взял под свою опеку. Миронов уломал его, что эту рыбку держать в Лефортово трудно, но в Москве пристроить можно. Дать надежду на паспорт. А начальству – демонстрация активности и успех оперативного мероприятия. «След далек, но горяч», – так проштамповал устный вердикт Андреич. Бабаеву, предварительно переписав номер, сожгли паспорт и доставили в знакомую ментовку. На пятнадцать суток в «камеру хранения».

После визита ветеранов убеждать в отъезде Машу долго не пришлось. Она только ощупала раненую форточку, Игорево лицо, снова форточку и заплакала. Тут и суровый Миронов смягчился:

– Ну вот. Дынь поели. Туркменские ковбои умеют убеждать. Женщину. Твоим германцам на пять фильмов… Пусть. А ты собирайся. Воздухом будешь дышать. Озон необходим для снятия стресса. Равно как коньячный спирт. Сейчас Раф нас на вокзал.

– В иллюзию любви? Хорошо, пусть так, – только и ответила она.

Раф отвез их на Ленинградский и долго еще беседовал тет-а-тет с Мироновым, пока Игорь с Машей пили пиво в буфете. Когда садились в вагон «Николаевского экспресса», Шариф подал Маше мохнатую руку, слегка притянул к себе и шепнул на ухо:

– Не тревожься, сестричка. Мы с Васей Кошкиным ваши тылы прикроем.

Маша не знала, когда стала сестрой этому странному человеку, но после таких слов ей стало спокойнее перед дорогой. Она поцеловала Рафа в щеку, и тот, улыбаясь, исчез в ночи города. А в усталом мозгу Игоря Балашова исчезла его Москва, та Москва, которая была музыкой его молодости. Интеллигентные молодые люди, кухонная демократия, далекая от войны… Поезд увозил его в иную судьбу. «Хватит ли сил?» – спрашивал он себя, силясь разглядеть в набирающих скорость тенях за окном знакомые кварталы, уцепиться за них. Ховрино, Крюково… Кто знает, на какую судьбу хватит у него силы? Счастья он не испытывал, но и возврата не хотелось. Больше того, он отверг возможность возврата в ту свою судьбу.