И меня это пугает. Я совсем маленький, а все вокруг несоразмерно большое, даже огромное. Я чувствую себя неуютно в колыбели, открытой со всех сторон, незащищенной. Не могу понять, что за штуковина висит у меня над головой и медленно движется по кругу, издавая непонятное и оттого страшное позвякивание.
Крошечный носик морщится, едва различимые белесые брови ползут вверх по маленькому лбу, кровь приливает к лицу. Я уже почти собираюсь заплакать, но вдруг в поле зрения появляется что-то новое. Это что-то оказывается очень близко к лицу, ближе, чем все остальное. И сосредоточившись, я понимаю: это рука. Мамина рука. Мамин запах запечатлелся в моей памяти сразу, я узнаю его безошибочно.
Это защитный механизм. Маленький и беспомощный звереныш не может противостоять опасностям, которых так много в большом мире. Он должен лежать тихо-тихо, чтобы его не заметил крупный хищник, чтобы не сожрал, не изувечил. Почти всегда детеныш находится в напряжении, ведя с неведомым и невидимым врагом борьбу за выживание. Но в момент рождения в его мозгу и памяти навсегда отпечатывается запах родной матери. И когда он чувствует его, то может расслабиться. Мать рядом, она защитит и накормит, обогреет и успокоит. Ее запах без слов говорит: все в порядке.
Вот и я понимаю, что все хорошо, раз мама рядом. Мое лицо разглаживается, я хватаю ее за палец и успокаиваюсь. Мама издает какие-то звуки, они успокаивают меня, глаза закрываются и я засыпаю. Я еще не знаю, что это колыбельная, но мне уже нравится, как она поет. Хотя и что такое пение – я тоже еще не знаю.
Мое следующее воспоминание – тот же стальной потолок, те же занавески, но я уже четко вижу все, что меня окружает. А непонятная вертящаяся штука – это детский мобиль. Кто сказал, что она успокаивает? Пока мое зрение не стало сфокусированным, мобиль меня пугал. Но теперь я с интересом разглядываю звездочки и полумесяцы, которыми он украшен. А вот звякающая мелодия мне так и не полюбилась. Уж слишком высокий звук, не люблю такие.
Не люблю, когда со мной сюсюкают высоким тоном. Много позднее, уже будучи юношей, я где-то прочитал, что женщины инстинктивно повышают голос при виде малышей и маленьких животных. Ведь и котята, и малые ребята говорят высокими голосами, это привычный для них звук. Вот женщины и стараются, повинуются заложенным природой инстинктам. Уж не знаю, что начудила со мной та природа, но меня раздражает, когда кто-то рядом верещит, пусть и из лучших побуждений. Вот мама всегда говорила нормальным голосом. Спасибо ей за это – меньше детских травм для моего и так искореженного долгой жизнью сознания.
Вот, кстати, и следующее воспоминание: вечер, мобиль уже не крутится, а мать сидит рядом со мной и читает вслух энциклопедию. На Нибиру детям не рассказывают сказки на ночь. Вместо этого им объясняют, как создавался мир, начиная с самого большого взрыва, как все устроено во Вселенной… Мне полгода и я, конечно, ничего не понимаю. Но и прочитают мне эту энциклопедию еще не единожды.
В этой, новой для меня жизни, Дания читает Саше сказки и это необычно. Хотел бы я, чтобы так было на Нибиру? Нет, ничуть. Детские сказки – это отголоски мифов и легенд, урезанная версия, облегченная и пресная, для лучшего усвоения детишками. А я не люблю краткое содержание. Но полноценные легенды, на основе которых и возникли сказки – это тем более не для детских ушей.
