Вздохнув, я переключился на эту тему. Ну, во-первых, завтра надо будет зайти в школу, а потом в центр развития, где проходят курсы. Папенька наверняка и сам наведается в оба места, чтобы забрать документы и заявить, что оплачивать он этот бардак больше не собирается. Но пока до него дойдет, что я сбежал, может и несколько дней пройти. В этом большом доме мы иногда неделю не видимся, если ему поругаться не приспичит.
Так что не факт, что он сегодня же пойдет утрясать финансовые и бюрократические вопросы. Тогда как и в школе, и на курсах меня будут ждать и обеспокоятся, если я не появлюсь. Да и вообще, нечего на Гаррика надеяться! Мои собственные действия, безусловно, правильные, привели к нынешнему положению дел. Значит, мне и нести ответственность за последствия. Поэтому надо самому явиться в оба заведения и объяснить, что я более не имею возможности их посещать.
Потом нужно будет найти работу. Это не слишком просто, ведь я еще несовершеннолетний. Но я могу пойти в доставку или официантом, либо действительно стать уборщиком. Мне сейчас выбирать не приходится – ведь я не взял с собой денег. И еду захватить тоже не догадался, хотя мог бы…
Едва я подумал об этом, как желудок тут же возмутился. Это понятно: я ведь и поужинать не успел. Но сейчас мне было не до его возмущений, да и добыть пропитание оказалось негде. Не на белок же охотиться в полуночном сквере! Поэтому я постарался не обращать внимание на мысли и голод, предпринял еще одну попытку уснуть. А потом, разозлившись на свой организм, телепатически запрограммировал себе сон до восьми утра. Вот сразу надо было это сделать, а не хлопать глазами в темноте!
И спал я хорошо, крепко. Впрочем, телесон никогда не бывает плохого качества. Чего нельзя сказать о пробуждении. Вокруг пели птицы, где-то вдалеке прозвякал трамвай. Ну чем не пастораль? А я лежал на лавочке и стучал зубами: ночи все-таки еще холодные. Да вдобавок желудок, начавший свою голодную арию перед сном, решил теперь, что утро – это идеальное время для ее продолжения.
Я попытался встать с лавочки, но вместо этого просто плюхнулся прямо на асфальт. Сел и зашипел: все окоченевшее тело онемело, а теперь, потревоженное, покрылось противными мурашками. Еще и колет во всех местах одновременно! Кажется, я себе отлежал все места, которые мог и еще парочку тех, которые отлежать невозможно – даже лицо!
Негнущимися руками я растер деревянные ноги, вскарабкался обратно на скамейку и, в меру скромных своих сил, сделал нехитрую разминку. Даже удивительно, что мое тело, проведя всю ночь в не слишком удобном положении, стало таким непослушным и неловким. Мне ведь пятнадцать лет, а не девяносто, чтобы так себя ощущать. Может, организм таким образом бунтует против подобного с ним обращения? Увы, выбирать сейчас не приходится, так что придется ему смириться.
А вот желудок смиряться не хотел и буквально взвыл, когда я встал. Острая боль пронзила меня с ног до макушки и я, согнувшись пополам, таща за собой сумку, доковылял до ближайшего питьевого фонтанчика. Умывшись, от души нахлебался воды, холодной настолько, что аж зубы свело.
Мой расчет был крайне прост: большой объем воды должен был заполнить желудок, обмануть его и заставить не испытывать чувство голода. А то, что жидкость была холодной, мне тоже на руку: может, благодаря этому противный орган хоть немного сожмется, что ли. Рассуждал я как истинный физик!
