Кадет королевы и другие рассказы - страница 2

Видел ли я когда-нибудь раньше это милое личико или мечтал о нем ночью или днем, что оно уже, казалось, так преследует меня?

Маленькая группа исчезла не более чем через пять минут, когда горный бриз донес до меня звук, похожий на крик. Я вскочил, сердце мое бешено колотилось, и с неясным предчувствием поспешил в направлении звука, в то время как Волк мчался передо мной. И вот послышался стук копыт, и с волочащейся уздечкой, перевернутым седлом и раздувающимися ноздрями пони, на котором я так недавно видел молодую девушку, перевалил через гребень холма и бешено поскакал мимо меня к Ллин Идуолу.

Мое сердце забилось быстрее, а дыхание стало хриплым и учащенным. Произошло что-то ужасное! Верный своим инстинктам, как всегда верный валлийской традиции, Волк поспешил к краю того, что, как я знал, было ужасным ущельем. Там на дерне виднелись свежие следы копыт, край которых был сломан; трава тоже была примята и вырвана, как будто на нее что-то упало. Собака остановилась, задрала нос и зловеще завыла. Я выглянул за край, а далеко внизу, на выступе зеленого дерна, но опасно нависающем над пропастью горном склоне, лежало то, что сначала показалось простым свертком одежды, но я понял, что это мертвая маленькая девочка – несомненно, мертвая, и у меня вырвался горестный вопль.

Ее отец и проводник исчезли.

Частично скользя, частично спускаясь, как по естественной лестнице, находя опору и хватку там, где многие могли бы не найти ни того, ни другого, механически, как во сне, я добрался до нее примерно через десять минут; и, поскольку у меня был естественный мальчишеский страх встретиться лицом к лицу со смертью, я с радостью увидел, как она движется, а затем нежно и ласково заключил ее в объятия; в то время как она открыла глаза и глубоко вздохнула, потому что падение оглушило и сильно потрясло ее. В остальном она, к счастью, не пострадала, но я подоспел к ней как раз вовремя, потому что, предоставленная самой себе, она, должно быть, пошатнулась бы и упала в ужасную бездну внизу.

– Папа! О, где мой папа? Внезапно меня сбросило с моего пони – птица спугнула его – и больше я ничего не помню. Затем ее охватили слезы и ужас от сознания опасности, которой она избежала, и того, что все еще угрожало ей, потому что подняться было совершенно невозможно, а спуститься казалось почти таким же невозможным. Над нами, казалось, возвышался горный склон, похожий на каменную стену; с другой стороны, на дне ущелья, где вечерние тени были темными и синими, хотя закат все еще окрашивал вершины Сноудона в огненный цвет, а над нами плыли малиновые и золотые облака, я мог видеть ручеек, приток Огвена, сверкающий, как серебряная нить далеко внизу, возможно, на тысячу футов ниже.

– Мужайтесь, – сказал я, хотя на какое-то время мое сердце замерло во мне. – Скоро я отведу вас в безопасное место.

– Но, папа, он умрет от страха. Где мой папа? – жалобно воскликнула она.

– Они пошли другим путем, – предположил я.

И впоследствии это подтвердилось. Обняв ее за плечи, чтобы помочь, мы начали спускаться, но медленно, по склону холма, который был таким крутым и обрывался так резко, что, сбившись с шага, мы могли бы скатиться вниз со скоростью, которая гарантировала бы гибель. От скалы к скале, от куста к кусту и от расщелины к расщелине я вел ее и часто поднимал на руки, иногда с закрытыми глазами; и все это время с мальчишеским восторгом я смотрел на прекрасную девушку, когда ее голова склонялась мне на плечо. Она потеряла шляпку, и распущенная масса ее золотистых волос, развеваемая ветром, шелковистыми волнами упала мне на лицо; и восторг, смешанный с тревогой, привел меня в замешательство.