– Те, за тобой не надо следить! И так слышно, когда ты в тайгу едешь. Добрый ты охотник: заранее о себе предупреждаешь зверье!
Все снова смеялись, и Талай усмехнулся, глядя в огонь.
– Ему не охотника долю достали духи, – вставил слово Ануй. – Он у нас конеправ. Он, верно, и в лес для того ходит, чтобы зверей лечить. Правда, Талай? Часто тебе оленей править приходилось?
– А, помню! – сказала Очи. – Ты посвящался четыре года назад. Камка тогда сказала, что для всего люда ты дар от духов, таким лекарем станешь.
– Сколько сладких слов о себе слышу, – пробормотал Талай, не поднимая глаз. – Как бы плохо от того мне не стало. Я же вот слышал, что Луноликой матери девы – сильные воины, – сказал вдруг, посмотрев на нас в упор. – Слышать слышал, а видеть не приходилось. Правда это, что нельзя вас в бою победить?
– Те, Талай, ты будто не знаешь: все девы – непобедимы, пока замуж не выйдут, только каждой хочется, чтобы кто-то из парней ее побыстрее победил, – сказала какая-то, и все опять рассмеялись.
– Нет, – протянул растяпа-охотник, о котором говорил Ануй. – Луноликой матери девы другие: у воинов сила в поясе, а девы как для мужа пояс снимут, так силу теряют. Только у дев-воинов от безбрачия пояс с ними срастается. Оттого такие злобные они, говорят!
Парни и девушки снова принялись хохотать. Меня смутили эти шутки, я не знала, что ответить. Санталай заметил, что не по нраву мне такой разговор, и сказал:
– Я видел сегодня, как Ал-Аштара убила зайца одной стрелой, когда он был на другом конце поля.
Но людей уже трудно было остановить.
– А что же она его так далеко упустила? – крикнул кто-то, и все опять хохотали.
Тогда я сказала в сердцах:
– Вижу, что у вас нет добрых слов для новых людей. Что ж, мы готовы себя показать. Выходите, кто желает бороться с Луноликой матери девой!
И все сразу притихли. Я смотрела на них гневно, но и парни, и девушки – все отводили глаза. Потом кто-то проговорил несмело:
– Не гневайся, царевна. Мы верим в вашу силу, мы просто шутим. Чем еще, как не шуткой, зимний вечер полнить?
– Нет гнева во мне, – отвечала я спокойнее. – Но раз сомневаются люди, можно им доказать.
– Не то сейчас время, чтобы устраивать скачки, – сказал Талай. – Но я хочу увидеть тебя на коне и состязаться с тобой. Вызываю тебя на скачки в праздник весны. – И с улыбкой посмотрел мне в глаза.
Я смутилась. Я знала, что Талай был лучшим всадником, в скачках приходил всегда первым, а если не скакал сам, мог точно сказать, которая лошадь победит. О нем говорили, что дух лошади вместе с ним родился. Я же никогда не была легка на коне, никогда не чуяла тягу к скачкам. Я смутилась и отвечала тихо:
– У меня еще нет своего коня.
– Я помогу тебе выбрать, – ответил Талай. – И помогу приучить к седлу. Есть время до праздника.
Люди зашумели, недоумевая от таких слов, я тоже удивилась, но согласилась. Он тут же протянул мне руку, и мне оставалось только ударить по ней своей рукой. Будто бы что-то вспыхнуло во мне в этот миг. Маленькой и худой показалась мне собственная рука. Поймала я себя на мысли, как хорошо, что не придется мне бороться с таким сильным воином. Но тут же устыдила себя: дева-воин может победить любого врага, даже сильнейшего, так учила нас Камка.
– Далеко отложил ты состязание, Талай, – послышался тут чей-то голос. Из угла поднимался парень, до сих пор сидевший молча. Он казался старше всех, кто здесь собрался, его голос был сильным, но говорил как бы с ленцой. – Праздник весны еще нескоро. А девы уже сейчас хотят, чтобы их испытали.
