Кафе у озера - страница 16

На следующее утро после завтрака Лоис уехала домой, предварительно заключив меня в объятия и пообещав отзвониться вечером. Стоя под переменчивым апрельским небом, я смотрела, как мятно-зеленая «хонда-цивик» исчезает из вида за цепочкой деревьев.

Лоис заверила, что будет часто звонить, дабы убедиться, все ли у меня хорошо – по крайней мере, насколько это возможно, учитывая обстоятельства. Все-таки не каждый день твой жених умирает верхом на бывшей. Я оценила ее беспокойство, однако воздержалась от каких-либо твердых договоренностей о новой встрече, во всяком случае, на ближайшее время.

Она слишком напоминала мне Мака.

Мысленно встряхнувшись, я вновь сосредоточила внимание на пресс-папье и заклеила коробку широкой полосой скотча. Затем немного посидела на ковре в гостиной, каждой клеточкой впитывая безмолвие дома.

Наконец тишина стала чересчур тягостной. Я взяла телефон и подошла к окну в дальнем конце комнаты. Между верхушками деревьев проглядывали клочки бледно-голубого неба, вдалеке мягко плескалось о берег озеро.

Когда из динамика загремел американский рок 1970-х годов, я представила, как мы с Маком в очередной раз спорим насчет моих предпочтений в музыке – и громкости, на которой я ее слушала.

Благодаря папе меня с детства окружали рвущие душу тексты и умопомрачительные гитарные риффы. Возможно, покинув Лох-Харрис, я смогу посвятить себя музыкальной журналистике?

Как бы ни терзали мысли об отъезде, остаться было бы еще больнее. Я засунула руки в карманы джинсов, размышляя о том, что нужно двигаться дальше.

За кронами деревьев торчал церковный шпиль. Я не ездила на кладбище со дня похорон Мака.

Рухнув на вращающееся кресло и покачиваясь взад-вперед, я слушала, как один трек сменяется другим. Меня захлестнули воспоминания: мы вдвоем кружим в гостиной под аккомпанемент одной из хваленых джазовых инструменталок Мака; его теплая улыбка и глубокий, раскатистый смех; тонкие морщинки вокруг глаз обозначаются сильнее, когда его что-то забавляет.

По щекам потекли слезы. Почему я плакала из-за человека, который хранил от меня столько секретов?

Выключив музыку, я направилась в кухню, отыскала в ящике для столовых приборов ножницы и вышла через заднюю дверь.

В саду, на скромном пятачке земли, отделенном живой изгородью из дикой вишни, располагался уголок с травами и пышная клумба: янтарные и красные герберы, фиолетовые анютины глазки, чайно-гибридные розы лимонного и бледно-малинового оттенков.

Все это волшебство сотворил отец, моей заслуги здесь нет.

Стараясь не думать о том, что делаю, я выбрала четыре герберы и две самые красивые розы, с предельной осторожностью срезала стебли и на мгновение замерла, вдыхая пьянящий аромат. Затем отнесла цветы в кухню, перевязала белой лентой, которая нашлась в корзине для мелочей, и вышла из дома, захватив бутылку с водой.

Мой темно-фиолетовый «ниссан-жук» был припаркован возле коттеджа. Открыв дверцу, я поставила бутылку с цветами на пассажирское сиденье и подперла сумкой.

По дороге к церкви тишину в салоне заполняло радио, бормотание ведущего странным образом успокаивало.

Отбросив роящиеся в голове вопросы, я свернула к церковной парковке (слава богу, в это субботнее утро поблизости никого не было), проверила ленту на цветах, надела солнцезащитные очки и зашагала по дорожкам, петляющим между надгробиями. Под ногами похрустывал гравий. Жизнь вокруг текла своим чередом. До меня долетели курлыканье лесного голубя и далекий сигнал автомобильного гудка. Белая лента развевалась на ветру. Я шла, поправляя лепестки, и сама не заметила, как очутилась перед могилой Мака.