— Чтобы, как ты, по полчаса потом в душе его отмывать? — вспомнила утренний инцидент соседка.
— Можно найти время, когда душ не так занят, — выкрутилась я.
На это Элис пробубнила что-то недовольное, к уходу за собой она явно не приучена, да и когда, если целыми днями за учебой просиживаешь?
Зато к обеду мы обе вышли переодетые и причесанные, своей соседкой я осталась довольна. Пусть Элис и не отнесешь к милым и приветливым девушкам, но в целом она оказалась очень даже неплохой.
За обедом меня традиционно закидали вопросами, о чем мы беседовали с местором. Спрашивали больше всех однокурсницы, понятно, что у них молодой преподаватель был объектом особого интереса. И, разумеется, все снова начали выдвигать версии, почему завкафедрой оказывает мне такие знаки внимания – дает сложные задания. На самом деле, до сегодняшнего эпизода с цербером я смело могла открещиваться от любых странных и романтических версий, но теперь его повышенное внимание стало слишком очевидным. Дать цербера девушке, явно вывести ее из себя, а потом броситься ее спасать — и все это просто так, без какой-либо подоплеки… В такое бы даже я не поверила, но мне-то правда известна: местор просто выживает со своей кафедры. Но я упрямо стояла на своем: у нас ничего нет и быть не может, а это все совпадения и не более. И все бы ничего, но к концу обеда ко мне подошла лаборантка кафедры, которая уже вызывала один раз к местору Альдеру.
— Завкафедрой просил зайти к нему после обеда, — с пренебрежением бросила она, наверняка тоже завидуя. Было бы чему, в самом-то деле!
И все снова уставились на меня. Что за напасть? Или это новый способ изводить? Надо бы попросить местора поменьше обращать на меня внимание. Только вряд ли он послушается.
Пришлось быстро доедать и уходить, не дожидаясь новой волны расспросов.
В кабинет зашла, едва постучав, без приглашения. Честное слово, подобное поведение преподавателя злило до зубовного скрежета. Только с ним разговаривали, если и не нашли общий язык, то хотя бы пришли к какому-то нейтралитету. Мне так показалось, во всяком случае. И вот и двух часов не прошло, как его магичество снова пожелал меня видеть.
— Вызывали, местор? — сходу спросила я.
— Да, леди, — преподаватель оторвался от записей. — Я решил проявить о вас заботу, как подобает куратору, так что можете забирать.
И руководитель кивнул в угол, где стоял… таз. Медный, довольно объемный, литров на десять. Я его даже потрогала для верности — точно не мерещится? А в тазу лежало махровое полотенце, свернутое и упакованное в бумагу, явно новенькое.
— Это все мне? — не поверила я. — Вы их для меня купили?
— Не купил, — поправил завкафедрой. — Взял в хозяйственном корпусе на свое имя, студентам тазы с полотенцами не положены, они должны собственные иметь. Поэтому в конце обучения не забудьте вернуть. В целости и сохранности, — подчеркнул местор.
— Что можно сделать с тазом? — удивилась я. С полотенцем-то я еще могла представить, но таз?
— Я не удивлюсь, если что-то сможете. Так вы берете?
— Конечно! — я схватила таз и прижала его к груди. Надо же, тазов мне еще никогда не дарили, то есть не одалживали с возвратом. А полотенец так и подавно! — Спасибо, местор!
— Пользуйтесь, — и завкафедрой снова уткнулся в бумаги, показывая, что разговор окончен.
Я же вышла из его кабинета, по-прежнему прижимая и обнимая таз, ведь он означал намного больше, чем просто проявление заботы. Это значит, что местор Альдер наконец смирился с моей учебой на его кафедре! И это была моя первая маленькая самостоятельная победа.
