Читать онлайн Александра Окатова - Каиновы сказки. Премия им. А. А. Блока

НП «Литературная Республика»

Благодарности:

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Дондупова С.Ж.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 18+

Печать осуществляется по требованию

Шрифт Old Fashioned

ISBN 978-5-7949-0780-3

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги номинантов

(участников) конкурса им. А.А. Блока,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: litress@mail.ru

Тел.: + 7 (495) 691-94-51

ISBN 978-5-7949-0780-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КАИНОВЫ СКАЗКИ

ОТ АВТОРА

Первая книга моих стихов вышла в 2013 году. Спасибо старшему сыну, который подготовил её к печати. Книга называлась «Опавшие листья». Так же называется книга Василия Розанова и песня, любовь к которой досталась мне от родителей. Хорошее название, жаль только, что не я первая его использовала. Хотя, почему жаль? Не я первая, не я последняя! Здесь мы встречаемся с общечеловеческим законом – проявлением архетипического в нашей жизни, физической и духовной. Кто не грустил по поводу быстротечности жизни и не сравнивал улетающие от нас дни с осенними листьями, срывающимися с лёгким щелчком с ветки и без сожаления летящими ленивыми галсами, как жёлтые крылья умерших бабочек, к притягивающей их да и нас тоже, земле, дарящей всем покой? Ничего более наглядного, чем осенний листопад, как образ приходящей в своё время смерти, я не знаю. Поэтому моя первая книга стихов получила название «Опавшие листья».

Когда я начала писать стихи? В юности. Только писала я в полусне, с закрытыми глазами, не видя, а только предчувствуя. Самое томительное, щемящее и волнующее в той поре – именно предвкушение. Сейчас я думаю, что это было самое чудесное время, когда только ещё ждёшь, пытаешься предвидеть своё будущее, и мир предстаёт перед тобой огромным, полным загадок и предстоящих открытий. Мир выглядит и является огромным подарком тебе. Будто ты – охотник и стоишь пред волшебным, бесконечным и вечным лесом. Ты войдёшь в него, чтобы завоевать свой приз, свою награду, прекрасную, пока неведомую тебе. А теперь я понимаю, что нет ни прошлого, ни будущего, есть только нескончаемое, зыбкое, изменяющееся настоящее – твоя личная погоня за несбывшимся. Впереди туман, позади обман, а ты, как канатоходец, идёшь по дрожащей струне своего желания, и чем яростнее ты желаешь, тем туже натянут канат. Он становится упругим и отвечает на каждый твой шаг, прибавляя тебе сил и азарта.

По-настоящему я стала писать стихи, когда у меня заболело сердце. Нет, не сердечная болезнь была тому причиной – просто боль от невозможности терпеть немоту заставила меня писать стихи. Когда у меня сильно болит сердце – я пишу стихи. Когда не сильно – прозу. После первой книги стихов мне значительно полегчало. Стихи, правда, на время оставили меня, зато пошли рассказы, буквально по рассказу в день. Иногда стихи возвращаются, но уже не так интенсивно прорастают сквозь мои зажившие раны. Один издатель вежливо не принял мои стихи, сказав: «Пожалуйста, найдите что-нибудь без крови!» «У меня нет бескровных стихов», – подумала я и ничего менять не стала. И правда, у меня трудно найти стихи без слов «сердце» и «кровь». И я этому рада.

Позже появились публикации в периодических изданиях: в журналах ЛиФФт, журнале Поэтов ДООС, в коллективных сборниках: «Автограф», «Золотые пески», «Вальс влюблённых», «На пороге осени», «Золотая осень», в альманахе «Российский колокол».

Мои стихи – как пущенные блинчиком камешки. От них пойдут круги, волны, вибрации осеннего воздуха, и я надеюсь, что услышат их те, кого негромко вспоминает моё сердце.

Искренне ваша,

Александра Окатова

I. КАИНОВЫ СКАЗКИ

Крест

Когда мой милый руки на кресте раскинет,

и на ладонях выступят стигматы,

то не моя вина, что смерть он примет

на мною выбранном кресте – распятый.

Я – самое ценное дерево в мире —

я к свету тяну, словно листья, ладони.

Сочится из них благовонное мирро,

и люди кладут мне, как Богу, поклоны.

Я выбрала самые длинные гвозди

и крепких слепых кузнецов пригласила —

и вены их, как виноградные грозди,

вздуваются чёрною грубою силой.

Вы наши ладони совместно пробейте,

(глаза зелены твои, будто бы мята)

и крови смешавшейся в чашу налейте,

и пейте вино за здоровье распятых!

«Набелюсь и нарумянюсь…»

Набелюсь и нарумянюсь,

юбку красную надену

и пойду походкой смелой

я за городскую стену.

Там под небом ярко-синим

лягу под кустом зелёным

с самым злым и самым сильным

я с бродягою влюблённым.

Будем с ним соревноваться —

он в жестокости – я в ласке,

буду нежно прижиматься,

губы закушу от страсти.

Я ему навстречу тело

так подам, как в воду кинусь,

как тебе подать хотела,

только ты меня не принял.

Самый злой тебя добрее:

не отвергнет мой подарок.

– Обними меня скорее,

поцелуй твой зол и жарок.

Как уйдёт он – не замечу,

мне теперь никто не нужен,

я платком закрою плечи,

косы заплету потуже.

И вернусь дорогой пыльной

мимо той стеклянной башни,

где ты что-то пишешь, милый,

где ты ищешь день вчерашний.

Вот теперь ты мной доволен?

Ты, любимый и свободный?

Мне сейчас почти не больно,

что ты был со мной холодным.

Стикс

Ты не найдёшь меня среди живых

и среди мёртвых не отыщешь.

Харон среди теней людских

уже не слышит, как ты дышишь.

Под мёртвым языком обол лежит —

к Аиду путь теперь свободен,

Харон мне в душу поглядит —

он взгляд свой хмурый не отводит…

Из Стикса зачерпну святой воды

и, наклонясь с челна, умоюсь.

На берегу – своих родных

приму, прощу и успокоюсь.

Я здесь своя, я смерти не боюсь,

здесь всюду души предков реют.

Полынной горечи напьюсь.

В огне родных костей согреюсь.

Родные тени. Я теперь средь них.

И счастье полное такое…

Здесь новых встречая живых,

мы посидим на берегу. В покое.

Месть

Под стягом осени багряной

стяну я силы для броска,

и захлебнутся кровью пряной

твои разбитые войска.

Мне не нужна твоя корона,

мне не нужна твоя земля,

но я сломаю эти стены,

без жалости сожгу поля.

Ты десять лет держал осаду,

так были стены высоки,

что солнца не хватало саду,

и были яблоки горьки.

Я призову тебя к ответу:

Ты будешь робок, я грозна,

и буду я подобна свету,

слепящему твои глаза.

И ты мой счёт оплатишь смертью:

я жадно выпью твою кровь

и нежно вырву твоё сердце

и, размахнувшись, брошу в ров.

Я предъявляю счёт: ты должен

не пробудиться поутру.

Тебя хотела я так долго,

что этим вечером умру…

…И будет замок твой дымиться,

во рву станет кровью вода.

И души умерших солдат

разлетятся как птицы,

и только твоя

не покинет меня.

Никогда.

Измены

Осенних листьев горький аромат

твои глаза в тумане мне рисует,

дождь поцелуями прикидываться рад

и ими стать, мне кажется, рискует.

Листом кленовым, словно нимбом золотым

обманут Бог, как ласкою Иуды,

но самым нежным был лишь тот один —

из тысяч самых нежных поцелуев.

Обманчивы слова и «нет», и «да»,

обманчивы дождя косые струи,

но остаются неизменны навсегда —

измены, расставанья, поцелуи.

Сад смерти

Смерть всех примет,

всех примирит,

избавит от забот

и, единственная,

будет всегда с тобой.

Там прегрешения отмыты,

там мёд забвения рекой,

и горький запах аконита

печаль снимает, как рукой.

Меж ярких башен наперстянки

белеют звёздочки цикуты.

К Давиду льнёт сунамитянка,

душою девичьей укутав.

Жизнь разведёт, а смерть сомкнёт объятья,

прохладен заботливо сотканный лён,

завёрнуты оба в смертельное платье

Каин и Авель – вдвоём.

Там, отвернув белый чистенький череп,

сложив на груди отчленённые кисти,

Иезавель, не предавшая веру,

лежит, облечённая в пурпур и виссон.

Там сосны колоннами строятся в ряд,

их корни – как жилы земли,

и, как богомольцы, покорно стоят

гранитные валуны.

И там, засыпая под музыку сфер,

поют, шелестят дерева,

всё так, как хотел всегда Олоферн:

Юдифь и его голова.

Там Пётр до зари отречётся не раз,

а Яхве не примет дары,

и только в этом саду у оград

цветут золотые шары.

Над нами склонятся тихо цветы

размером с мужской кулак.

– Я их любила, а ты?

– Со мною рядом приляг!

– С тобой!? В раю ли, в аду,

я, гордая Иезавель,

в самом печальном саду

лягу одна, поверь.

Любовь и смерть

Когда последний лист, как пьяный,

падает на землю,

когда объятия саднят, как содранная кожа,

покорно и легко я немоту приемлю —

любовь и смерть твердят всегда одно и то же.

Любовь и смерть твердят всегда одно и то же…

Беззвучно я кричу, глотая слёзы,

и даже кровь моя остановить тебя не может,

горит невысказанное «нет»,

как раскалённое железо.

Ты снова сделал вид,

что ты меня не слышишь,

но в глухоту твою не верю – не похоже —

ведь музыка, звучащая в тебе, берёт всё выше —

любовь и смерть твердят всегда одно и то же.

Любовь и смерть твердят всегда одно и то же:

зовут, целуют – две всесильные богини,

и каждая зовёт к себе на ложе…

А я, безгласная, стою посередине.

Похороны любви

Кресты. Ограды в грудь. И сочный

под ногами хруп костей.

Золотой и непорочный

день над поймой. Это дача.

Не кресты? Огороды,

маленькие, как могилы,

страшное место. Роды

цементного завода в пойме.

Гиблый воздух. Язва.

Безумие цивилизации.

Хруп. Хруп. Хруп.

Ядовитое полнолуние.

Любовь была такой хрупкой,

сейчас – труп.

Нежно – наклоняюсь и, напрасно,

дыша ей в лицо, пытаюсь

её оживить.

В помертвелости – отблеск страсти.

Моей? Твоей? В землю лицом, каюсь

над бедной: она была чистой. Вечный

покой тебе, светлая. Как нам

жить без тебя? Ногтями

рою ямку. Нужна небольшая —

после смерти любовь

стала маленькой, так и тянет

к ней прикоснуться… Руками шаря,

как воду, сжимаю тающее её тело.

– Мы сошли с ума, – кричу в исступлении.

– Не надо закапывать! Это моё дело!

Не надо! Моя – живая!

Не надо закапывать, лучше – меня!

(Я невменяема? Невменяема.

Я что-то кричала и билась

головой тебе в темя).

Я проклинала всех богов,

крича от боли и отчаянья…

– Кого хороните?

– Любовь, – беззвучно отвечала я.

Бродячий сюжет

Взять бродячий сюжет,

напоить его собственной кровью,

и у сердца согреть,

под своею оставив кровлей.

Смотреть, как розовеют щёчки у сюжета,

в его глазах читать свои мечты,

с ним тихо говорить и робко ждать ответа,

и узнавать в его лице свои черты.

И у кровати, опустившись на колени,

под тоненькую шейку подвести ладонь

и замереть. Когда растает звук молений,

тихонько встать и погасить огонь.

И помня о тревоге ветра за окном,

с щемящей грустью слушать гул метели,

и согревать родной сюжет своим теплом,

чтоб утром – не найти его в постели.

Schneewittchen

Всё как в сказке.

Всё как надо.

Гроб хрустальный.

Вокруг ограда

живая. Осины.

Утро холодное.

Воздух синий.

Солнце робко

проглянет сквозь зелень,

лес тебя

в самом сердце лелеет.

Лес ревниво

тебя охраняет

и росу,

свои чистые слёзы,

роняет.

Что услышала ты?

Встрепенулась,

слабо вздрогнула

и проснулась.

Ясным, чистым

и тёплым лбом

резко встретилась

с хрусталем.

Ласку лучика

шаловливого

приняла ты

за губы любимого.

Иль лесной

затаённый шум

потревожил

твой спящий ум?

Шорох ящерицы

в камнях

или вздох ветерка

в кустах

приняла ты

за шорох шагов.

Рано проснулась,

рано, твой приход

ещё не готов.

Тишина в ушах

непривычная.

Ну-ка плечиком,

горемычная,

хоть и хрупкая —

сильная, ладная,

что ж не можешь ты

с крышкой сладить?

Встать нельзя

и нельзя идти.

Хочешь – плачь.

Хочешь – в высь гляди.

Вперед

Читать онлайн Александра Окатова - Каиновы сказки. Премия им. А. А. Блока

Похожие книги