Как дети на пожаре - страница 8
Она захохотала всем телом, рвя диафрагму, но хохот был беззвучным – как в вакууме. Так хохотали те несчастные – на страшных дагерротипах в коридоре первого этажа «Белвью», которых сто лет назад в этой операционной били током, всё подкручивая, подкручивая, подкручивая реостат и всё увеличивая, увеличивая, увеличивая амперы. Язык стал шершавым, но беззвучный смех завладел уже всем телом. Вбежали неразлучные ординаторы Хассан и Шломо (почему они тут в субботу?) и стали лить на неё воду. Вода имела отвратительный запах, и это остановило приступ. Что за дрянь? Оказалось, Шломо схватил бутылку из крысиной поилки.
Алиса пропустила, как она оказалась в баре за столиком с Хассаном, Шломо, Джастином и Малколмом. И Лейла тут? Ну да, я же её и приглашала вчера. Эти люди, ставшие родными, вдруг отлетели в другую вселенную. Осталась видимость принадлежности к дружной компашке, которая будет слушать Тодда и восхищаться: какой крутой наш шеф – и звезда восходящая нейронауки, и рок-гитарист. Джастину, конечно, не терпится доложить о преступнице. Но Тодд всё не выходит, его группу разогревают молодые пацаны. Гитары орут и фальшивят – как в последний раз: всё или ничего. Но шанс! Как и у меня. Был. Хоть вы прорвитесь, ребята.
Алиса постаралась переключиться и стала вспоминать, как вчера они все вместе шли с семинара из нижнего Манхэттена. Как хорошо было. А тогда казалось, на них смотрят как на чудиков. Шли лестницей дураков: бородатый коротышка Тодд, плохо подстриженный высокий Джастин, новый аспирант крепыш Малколм Фримен – кудри до плеч, и худая, как жердь, Алиса – тяжёлая лисья грива. Небоскрёбы раскалили ущелье улицы, прохожие жарились в гигантской духовке, и хотелось в прохладу кондиционера. Но на углу Второй авеню и Шестой Восточной улицы Тодд притормозил у фонаря, огладил рукой его мозаичный постамент, произнёс:
– Всё, что осталось от утраченного храма рок-н-ролла.
Все нетерпеливо переминались.
– Вход здесь в бывший концертный зал «Филмор-Ист», где толпы бились за билеты. Каждый вечер по два рок-н-ролльных музыкальных шоу и третье светомузыкальное, совершенно театральное. Магия. Действовала и на музыкантов. Могли играть ночи напролёт. Сам Бернштейн, случалось, дирижировал из-за кулис. Лишь три года счастья.
– А потом?
– Закрылся зал в июле 1971-го. Красиво закрылся – лучшим концертом группы «Оллмен брозерс бенд».
– Так это в том же ноябре Дуэйн Оллмен и разбился на мотоцикле, – припомнил из истории рока Малколм.
– Великий гитарист, второй в мире, – пробормотал Джасти
– Впервые слышу, – призналась Алиса и добавила: – Так поэтому, Тодд, ты не водишь машину…
– У меня рок-группа, играем по субботам. Там, в подвальчике, видишь, ирландский паб «Таверна Абби»?
– Ой, смотрите, кусочки мозаики, белые буквы бегут вниз: FILLMORE EAST, – она провела пальцем по темно-синему фонарю.
– Мемориал. Дрожь берёт, словно вибрируют тени великих, кто пел здесь четверть века назад. – Тодд конфузливо улыбнулся в бородку. – Завтра суббота, мы играем из альбома «Филлмор Ист». Всех жду. И никаких.
Алиса тогда оторопела: ну нет, времени нет… некогда мне… пусть Джастин идёт… храм у них тут поверженный.
От мыслей её оторвал резкий чек-чек-чек. Мальчишки группы разогрева ушли, и на низкую платформу выскочил завлаб с гитарой. Ковбойские сапоги. Приталенная рубашка в цветочек по моде семидесятых. Лысина прикрыта париком из длинных соломенных волос. Чёрная техасская шляпа. Тодд настраивал гитару и стучал по микрофону. Заиграл. Всего, что угодно, ждала она, но не это!