Одно только немного тревожило Малюту, семья. Его дочери и долгожданный наследник сынок, оставались одни в подмосковной деревеньке. И приехать к ним, привести гостинцы. Малюта не мог. Строгий, установленный самим царём порядок, не дозволял опричникам без надобности, то есть без государева повеления, отлучаться из Александровской слободы. Можно, конечно было на свой страх и риск, пробраться сквозь опричный кордон и наведаться к родным. Но это было преступлением, а ослушаться царского закона Малюта не хотел. Не то чтобы он слишком страшился царского гнева, только Малюта начал службу в опричном войске не для того, чтобы нарушать царский устав. Он хотел выбиться в люди. И для этого решил стать лучшим царским слугой. Лучшим из лучших. А семья, что с ней станется. Разве не привыкла супруга и детишки к долгим отлучкам отца, когда подолгу нёс военную службу на литовской границе. Даст Бог проживут. А там, когда Малюта немного поднимется по службе, он и семье окажет большую помощь, нежели сейчас, ослушавшись царской воли.
Так кумекал Малюта наблюдая за установленными порядками в Александровской слободе. Сытно набивая своё брюхо, Малюта Григорьевич был вполне доволен свое новой жизнью.
После обеда, Малюта направился в конюшни, желая проведать своего коня.
– Эй Скуратов сын, – окликнул Малюту опричный десятник Ромаха Киреев. – Хватит бездельничать, нужно и государеву службу справить.
– Ась, – вздрогнул от неожиданности Малюта.
– Хватит бездельничать, нужно и государеву службу справить.
– Я ж завсегда.
– Собирайся в дозор.
– Куда прикажете Роман Иваныч?
– На выездную дорогу.
– Мигом соберусь.
Малюта прибавил шагу и, дойдя до конюшни, оседлал своего боевого коня и выступил в составе небольшого отряда в дозор.
Вёл дозорных десятник Ромаха Киреев, старый вояка, побывавший во многих сражениях в Ливонии. Про таких говаривали: «стреляный воробей». К тому же опричный десятник был далеко не воробьём. Коренастый, крепко сбитый, он как вкопанный сидел в седле, своим грозным видом наводя ужас на окружающих. Сам, будучи дисциплинированным воином, Киреев не спускал никому ослушаний. Но милостиво относился к своим подчинённым, помогая всем словом и делом. Ромаха Иванович сам нахлебался на царской службе, неся годовой дозор на южных окраинах. Много раз встречался с крымскими отрядами, промышлявшими русские земли. Даже сам однажды попал в полон. Едва не очутился на невольничьем рынке в Крыму, но к счастью, был отбит у татар русским дозором. С началом Ливонской войны, Киреев участвовал во всех походах на рыцарей. О чём имелась большая отметина на лице. В шведском походе выслужился в десятники и одним из первых был принят в опричнину. Поэтому пользовался большим уважением среди опричного воинства.
Попав в подчинение к Ромахе Кирееву, Малюта был доволен, решив присмотреться к своему командиру.
– А что Роман Иваныч, долго нам тут в слободе безвыездно дежурить? – робко обратился к десятнику Малюта.
– Об этом одному государю ведомо, – степенно отвечал Киреев. – Вы верные царёвы слуги и должны выполнять царскую волю. О себе нам думать некогда. Если государь прикажет, безропотно должны исполнять царскую волю. Вот и вся премудрость.
– Это да, – согласился Малюта.
– А по-другому не может быть, – продолжил свои наставления десятник. – Государя окружают одни изменники. Всё боярство хочет извести государя. Им царь не верит. Бояре и воеводы и всякие приказные люди измены делают и убытки государству причиняют. Поэтому на них направил свой гнев и опалу государь. А чтобы не терпеть от бояр зла и обид, царь наш Иоанн Васильевич окружил себя верными служилыми людьми, помимо московского войска. А чтобы кормиться самому и кормить своё войско царь потребовал выделить из государевых земель особый удел. Так и разделилось Московское царство на две части. В одной, что зовётся земщиной, управляют бояре, а в опричнине управляется лично государь, без боярской думы, единолично. А мы верные царёвы люди возле своего государя. Служим только ему и всякую крамолу на московской земле пресекаем. Нам никто не указ, ни князь какой, ни верховный боярин. Если государь прикажет, никого не милуем. Усёк, рыло твоё немытое.
