Жила Манька Сорванец в некогда уютном родительском доме, давно обросшем, из-за её нелюбви вести домашнее хозяйство, бурьяном и колючим кустарником. Изредка плодоносящая яблоня и усыхающее тутовое дерево были Манькиным садом, а три куста дикого паслёна – огородом. Из домашней живности у неё прижился лишь огромный, не весть откуда взявшийся рыжий котяра, такой же вор и хулиган, как и сама хозяйка.
Парня у двадцатилетней Маньки никогда не было – некогда ей было об этом нужном деле задуматься, а сентиментальные и неприличные рассказы более опытных подружек смешили и смущали.
В ту ночь на окраине села случилось ожидаемое несчастье: померла Прокофья Ужицкая, девяностолетняя старуха с крутым и неуживчивым характером. За глаза односельчане называли неприветливую Ужицкую ведьмой, но не потому, что та колдовала, а потому что злющую бабку никто в посёлке не любил. Поговаривали, что в огромном погребе злобной старухи хранятся несметные богатства, и охраняет их сам Дьявол.
В Дьявола образованная Манька не верила, а в сокровища верить хотела, но залезть к Прокофье в погреб всё никак не удавалось, потому что коварная старуха страдала бессонницей и ночами прогуливалась по своему двору с охотничьим ружьём. Заряжено ружьё или нет, умная Сорванец проверять не решалась, но, судя по тому, какие проклятья летели из беззубого рта Ужицкой вслед проходящим мимо добрым людям, пороха в пороховницах бабки Прокофьи хватало с лихвой.
Соседки, заметившие, что подворье активной, склонной к сквернословию и человеконенавистничеству старухи весь день пустует, забили тревогу, посовещались с председателем сельского совета и на закате дня зашли дружной гурьбой, в сопровождении фельдшера, в пропахший кислым молоком и тухлятиной дом. Как и ожидалось, Ужицкая, неподвижно лежавшая в своей кровати на высоких подушках, преставилась. Мудрые женщины немного поохали и попричитали для приличия, но горько плакать по покойнице никто из них не стал.
Ружьё, валявшееся на полу, изъял председатель, а фельдшер, осмотревшая труп, растерянно развела руками – мол, то ли старуха от старости померла, то ли болела чем, без вскрытия не разобраться. Гневливая и сварливая Прокофья Ужицкая, упокой Господь её душу, никогда к врачам не обращалась, потому что славилась своим нечеловечески крепким здоровьем.
– Может, даже уголовное дело, – робко предположила фельдшерица, виновато пожав плечами.
– Чур тебя, Антонина, – испугался председатель, с опаской глядя на ружьё, – Звони в милицию.
Милиция прибыла минут через десять в лице небритого и сонного участкового, но признаков преступления тот не усмотрел и решил отвезти тело на экспертизу. По горячим следам усопшую Прокофью отправили в районный морг для установления причины смерти, а дом на какое-то время оцепили.
Очень скоро выяснилось, что недобрая бабка померла от старости. Но что делать дальше? Кто будет «ведьму» хоронить?
Никто возиться с бездыханным телом не хотел, и, после недолгих обсуждений, было решено отыскать бабкиных родных, чтобы возложить все хлопоты на них.
Маньке вся эта суета была интересна мало. Единственное, что её волновало – это монументальное строение из красного кирпича, утопающее в розовых цветах безжалостно колючего шиповника. Бабка Ужицкая любила эти травмоопасное и неприветливое, как и сама она, растение и просто обожала настой из красных ягод. Некоторые поговаривали, что именно из-за этого настоя здоровье девяностолетней Прокофьи долгие годы было отменным, но привлекал Сорванца, конечно, не шиповник.
