Погреб – вот Манькина цель. Он уже давно сводил двадцатилетнюю Маньку с ума, заставляя бредить несметными богатствами и невероятными возможностями. Для чего нужен такой огромный погреб, если ничего толкового в нём не хранить? Что там? Закрутки? Картошка? Или винный склад? А может похищенное в лихие послевоенные годы имущество зажиточных граждан? Ныне покойный дед Ужицкий характером своей гадкой супруге уступал мало – за ним много тёмных, дурно пахнущих делишек водилось. Прямых доказательств не было, но люди зря говорить не станут.
Поговаривали, что не просто так эта нелюдимая супружеская чета на закате жизни здесь, на самом отшибе посёлка, осела. Может, скрывали что-то? Или от кого-то убегали?
От юношеского любопытства у Маньки даже голова закружилась и спина вспотела, когда краем уха она подслушала, о чём разговаривают бабы на почте. У Ужицких в городе какая-то дальняя родственница обнаружилась, прямая наследница, ей и решено было сообщить о происшествии посредством телеграммы.
Наконец-то подворье Ужицких опустеет – а то снуют туда-сюда все, кому не лень – вынюхивают что-то, никак Маньке Сорванцу к заветной цели не подобраться.
Сорванец на почте часто околачивалась – дружила с молодой помощницей почтальона, а сама прислушивалась и мотала на ус: кому пособие по инвалидности пришло, кому пенсия, кому родственники деньгами помогли. Бесценная информация. И сегодняшним июньским утром ей сама удача улыбнулась: соседки будут ждать законную наследницу, и вряд ли кто-то из них посмеет ночевать в чужом доме. Кто знает, какая родня Ужицких на характер? Может, ещё хуже Ведьмы?
Тот самый вход в погреб, который тёмными ночами не давал бедной Маньке спокойно спать, некоторое время будет свободен! Главное, никак свою заинтересованность не выдать, а ночью по-быстрому отогнуть старые, насквозь проржавевшие проушины и влезть в святая святых без хозяйского приглашения.
Еле-еле дождалась Манька Сорванец ночи, сложила в свою походную сумку связку собственноручно изготовленных отмычек, плоскогубцы, гвоздодёр и всякое разное по мелочи. Не забыла и пару мешков из плотной мешковины – больше двух она, худая и маленькая, всё равно не утащит. Вот, если бы где-нибудь мотоцикл раздобыть, было бы идеально. Сорванец мечтательно закатила голубые глаза к потолку, тяжко вздохнула, тихонько помолилась и отправилась с Божьей помощью на своё опасное, подсудное дело.
Если б и появился у них на селе другой первый парень, то Петька Рукавица затмил бы и его – таких пригожих парней в их краях отродясь не рождалось: широкоплечий, высокий, темноволосый, красивый, с озорной белозубой улыбкой и болотно-зелёными глазами Петя был мечтой всех незамужних девушек округи, но не гнушался крутить любовь и с несвободными, взрослыми женщинами.
Этим летом Петьке исполнялось двадцать пять, но женить его, ветренного и своенравного, на себе никому из местных барышень до сей поры так и не удалось, поэтому проживал Рукавица с матерью-вдовой. Петина мама была женщиной мягкосердечной, в пригожем сыне души не чаяла и позволяла тому месяцами нигде не работать и сутками напролёт гулять. Добрая женщина отчаянно надеялась, что Петька влюбится и остепенится, и тот, хоть её надежд и не разделял, регулярно мамину мысль эксплуатировал.
– Ой, мама, какая же Ольга Колесникова – умница и красавица. Наверное, её в жёны возьму, как думаете? – спрашивал хитрец у матери, зная, что та терпеть не может легкомысленную Колесникову.
