Повлекся я по пуще, по пуще всё глухоманной, вековечной. А пуздро-то[43], пуздро: буди[44] кто в пуздрище на КаМАЗе несется!
А я всё топ себе да топ! Дождь вымочит, солнышко высушит, буйны ветры голову расчешут. Лепота! Сонливость не возникает, дреманье не наступает, жрачка из памяти не выпадает.
Йес, аз пер, пер, зубами пощелкивал; вдруг угодил одною ногою в нечто пахучее, желеобразное – гляжу: а в заповеди[45] – берег кисельный. Побрел я по брегу, по брегу всё кисельному.
Аз влекся, влекся, скрозь зубы поплевывал, да неожиданно преграду на пути своем встретил, замер – не то б пропал! – зырю: в суземье[46] река – вся из молока, берега из киселя.
Обращаюсь к молочной реке, кисельным берегам:
– Ну ни черта себе! Речка, а речка!
А речка плещет себе и плещет.
– Реченька, а реченька!
А реченька знай себе журчит!
– Речажина, а речажина!
– Шо?
– Стий, хто йде!
– Стою! Я йду! Ну, чого тоби? – томно вздыхает млечная речка, кисельные бережки и останавливает свой сонный ход. – Що это ты тутоцки разгамился[47]? Май ёк йатри ху! [48] Я теку через тридевять царств, через тридесять государств, никого не обижаю! На фига ж ты мени разбужал[49]? А мне снилось такое чудесное соние – про великого героя Раму и его прекрасную жену Ситу, которая была дочерью Матери – Сырой Земли!
– Ах, ху не ху, а я во что-то такое мягкое и пахучее ноженьку увязил[50], однозначно! Не в курсе, во что? Или в кого? Ху из ху?
– А-а-а, это ты в мой киселек допустил наступку да конечность свою увязенил[51], вот шо! У меня берега из киселя, понимаешь! Хинди ме иско кья кахте хай? [52] О-о-о, вспомнила! Киссел!
– А-а-а! А я и не знал! Ну надо же!
– Бэ-э-э! Теперь вот знай!
– Ладно! Теперича буду иметь понятие!
– А ты хто да откелича?
– Я – Ивасецка-дурасецка, сеземьць[53] Голодашкиной вобласци, сельца Обнищуцина.
– А я – тутошняя речушка, я эта… как её… галактикос! Йах мера кард хай. [54] Ну дык шо тамоди[55] у вас в селишке, хорошо ль?
– Не то хорошо, цто хорошо, а то, цто к цему идет-ходит. Однознацно!
– А-а-а, хорошо! Ну так цто там у вас, ходит ли молодец в кафтане, идет ли девка в сарафане?
– Ходит! Идет!
– А идет ли девка за молодца?
– Она бы шла, да он не берет!
– А он шо? Поцему не берет?
– А ему шо? Ему только б пилось бы да елось, да дело б на ум не шло!
– Ах он, такой-сякой!
– Да, такой! А впроцем, он бы брал, да она не идет!
– А она цто? Поцему не идет?
– А ей цто? Ей только б пилось бы да елось, да дело б на ум не шло!
– Ах она, такая-сякая! Так у вас всё и идет?
– Да, так и идет!
– А детки?
– А цто – детки?
– А детки – идут?
– А-а-а, детки! Детки-то идут! Они идут как всегда: детки идут за детками, детки за детками!
– Ах, вот що! Ну, вот бачишь, как всё хорошо у вас идет! А ты куды идешь?
– Ах, сам в неведении куда-тка – иду, кудыкося глаза таращатся да ноги загребают, вот цё!
– Хорошо, вот шо!
– Рецка, а рецка!
– Чё?
– Молочненькая реченька, кисельненькие бережочки, ты ведь повсюду течешь, через тридевять царств, через тридесять государств, так поведай, кудаткабы мне пойтить?
– Кучх сочна чахийе. [56] А чого ты, душа-чоловик, жаждешь?
– Лучезарного фатума – то бишь обильного пищей существования! Где сосатно и лакомно – тудысь дух мой у… у… устремлен! Однозначно!
– Полакомься моим простым киселиком с молочком, поведаю, буде сам не возьмешь в толк.
– А нет ли у тебя пепси-колы? Или кока-колы? Жива душа пепси-колы али кока-колы изволит! Я бы раскошелился! Уж я бы расщедрился, развязал мошну! Но не сейчас, аз воздам опосля: сперва надо сбегать до хаты за гаманком
