– Слава Богу, хорошо живем, грех жаловаться! – говаривал дедушка Мирошка. – Слава Богу, не без доли: хлеба нету, так скотина есть!
А скотины у нас было – таракан да жуколица[74], медной посуды – крест да пуговица, деревянной посуды – сучки в бревнах, одежи – мешок да рядно. Жили в радости: у кого нет рубашки, тот рад и ветошке!
А коровушек у нас было – почитай, стадо: бывалоча, ползут по стене три мухи, а дедушка потирает ладошки и бормочет:
– Ох, хорошо!
– Что хорошо, дедунь?
– Три коровушки есть, отелятся, будет шесть!
И до того у нас всё хорошо – ни задавиться, ни зарезаться нечем. И холодовали, и голодовали, и нужу[75] знавали.
У нас двор кольцом, и анбар с крыльцом. А в анбаре у нас всегда – полный порядок: и мышей нет – перевелись! И то сказать: запас закромы ломит, а пусто – легче!
А наша квашня – ни густа, ни пуста: не замесишь густо, как в анбаре пусто.
И в хозяйстве у нас – полный порядок: ничего лишнего – ни сохи, ни бороны. Да и то сказать: меньше на дворе, легче голове.
Земли́ у нас с дедушкой Мирошкой было видимо-невидимо: пол да лавки сами засевали, а печь да полати внаймы отдавали.
Родилось в тех чертогах хлеба премного. Стали убирать – некуда девать.
Сколь дед был умен, столь я догадлив! Склали скирду на печном столбу; велика скирда – глазом не окинешь, а взглянуть не на что!
И завелись в скирде мыши, стали хлеб точить.
Жеребец наш бойкий – кот сибирский – прыг на столб! Мышей не изловил, только пенсне разбил, скирду в лохань уронил!
Дед заголосил, а я вопросил:
– Деда, а деда! Чем теперь кормиться-то будем?
– Эхма! Будем живы, будем и сыты! – ответствует дед. – Ничего, проживем: из щеп похлебку сварим!
– Из щеп похлебки не сваришь! – замечаю я. – Вот разве что кашу из топора.
– Твой намек мне невдомек! Не перечь старшим! – сердится дедушка Мирошка, обронивший топор в колодезь ещё о прошлом годе, когды по всему двору за комариком гонялся. – Ничего, внучек, с голоду не помрем! Будем сыты крупицей, пьяны водицей! А посему и жить не скучно, и помирать не тошно!
Сколь дед был умен, столь я догадлив! Вытащили хлеб из лохани, пересушили и обмолотили. Только разгребай да по зерну подбирай.
Много хлеба-то у нас ныне – три сусека. В первом сусеке мак, в другом точно так, а в третьем растянись да и ляг.
Пусть бы не было муки в закроме, не переводился бы только печеный хлеб. Хлеб на стол, так и стол престол; а хлеба ни куска – так и стол доска! Хлеба ни куска – так и в тереме тоска; а хлеба край, так и под елью рай!
Хлеб да вода – здоровая еда! Покуда есть хлеб да вода, всё не беда! Калач приестся, а хлеб – никогда!
Не дорог виноград терский, дорог хлеб деревенский: немного укусишь, а полон рот нажуешь!
Только ангелы с неба не просят хлеба! Хлеб наш насущный даждь нам днесь! Боже мой, Боже, поедим, поспим да опять за то же!
Как млад Иванушка-дурачек с чивым[76] дедушкой мирошкой весь мир напоили
Посвящается О. Задорожному
Кончилась главная битва страны: не Куликовская, не Полтавская, не Бородинская, не за Париж, не за Берлин, а куда более изнурительная и героическая – за урожай. Стало быть, подошло время к наиважнейшему ежегодному торжеству – празднеству урожая. Гопля! Не нам будничать, а нам праздничать: наступил срок переложить печаль на радость.
А где пировать, тут и пиво наливать. На нашей сторонке, сторонушке теперь пиушко поваривают, урожайщину справляют!
А на праздник и у комара сусло, и у воробья пиво!
