Как невозможно жили мы - страница 9

С ним произошёл неприятный случай. В то время, как все мы, преподаватели, были нач. состав, он, профессор, доктор наук, оказался рядовым. Как-то он получил повестку, и забрили его, раба Божия, в пулемётную роту.

Я пошёл к директору и написал прекрасную характеристику (обиняком указывая, что Соколов никак не может быть рядовым) и ходатайство, чтобы его использовали по специальности. Директор подписал. С этими бумажками Елена Степановна, жена Соколова, пошла в военкомат и добилась, что его освободили. Через несколько дней он снова появился в Институте, наголо обритый, но очень довольный. А на следующий день после его освобождения его рота уже была на фронте.

Впоследствии за тушение бомб Соколочек получил грамоту Райсовета. Он выступал по радио с патриотическими призывами. Вообще он старался держаться более просоветски, чем другие, хотя в партию не вступил. Трудно объяснить, почему, но что-то оборвалось в наших дружеских отношениях, какая-то “чёрная кошка” пробежала.»

Второго августа вечером Николай Кузьмич получил повестку – немедленно явиться в Институт. К тому же позвонил Евгений Минеевич Хейсин – исполняющий обязанности декана. Пришлось идти. Приказ: срочно выехать на окопы. Утром нас собралось у Витебского вокзала много – целый эшелон: и преподаватели, и студенты Института. Купили хлеба, булочек. Доцент Виниченко достал где-то напильников – точить лопаты.

Как часто мы с Катей ездили раньше с этого вокзала в Детское село к кузине или же в Вырицу на учебную базу Института. А теперь приходится грузиться в теплушки и ехать на строительство оборонительных рубежей, – думал Николай Кузьмич. Через десять дней он рассказал Кате следующее.

– Мы сошли на станции Н. Оттуда пешком вёрст 12–15. Расположились в деревне «Ы» в одной избе Хейсин, Гожев, Григорьев, Соколов. Больше преподавателей не помню. Рыли противотанковые рвы. Работали и студенты, и преподаватели хорошо. Рядом с нами работали с «Красного треугольника». Тысячи ленинградцев выехали из города на эти работы. Работали и днём, и ночью. Изредка отдыхали тут же на свежем сене. Слушали свист перепелов. Кормились «дома», т. е. в избе. Хозяйничала ассистентка нашей кафедры Мария Семёновна Лещинская. Мы не раз видели немецкие бомбардировщики, летевшие над трассой.

Отвратительное впечатление оставил один случай. Приехало какое-то начальство и долго в нашем присутствии спорило с нашим начальством. Кончилось тем, что нас заставили рыть в другом месте, а вырываемой землей засыпать сделанное. Очень неприятно.

Вдруг неожиданно пришёл приказ: всем мужчинам немедленно возвратиться в Ленинград на мобилизацию. Нас проводили. А через день приехали и все остальные. Вынуждены были уехать, так как началось отступление. Работать в этом районе стало опасно. Немцы продвигаются к Ленинграду стремительно. Сомневаюсь, что наши сооружения задержат их хоть немного.

13 августа 1941 года Николаю Кузьмичу вручили повестку явиться в спортбазу Института. Там было объявлено, что все переходят на казарменное положение. Организуется команда МПВО (местной противовоздушной обороны). Она состоит из нескольких групп: охраны социалистического порядка, пожарной, санитарной, группы связи, противохимической. Николай Кузьмич был назначен в пожарную команду.

Поселили пожарных в аспирантском общежитии. В одной комнате с Николаем Кузьмичом оказались его добрые приятели: профессор П.П. Соколов, доцент А.Л. Григорьев и Владимир Владимирович Барбарин. Пожарным выдали не только каски, топоры, пояса, но и обмундирование, и даже белье. Начальником пожарной команды был доцент Докусов, его помощником – доцент Троицкий, политруком – Шардаков. Команда состояла из трёх отделений. Их отделением командовал доцент Владиславлев. Николаю Кузьмичу врезалась в память его стройная изящная фигура, когда тот докладывал начальнику команды: