– Коли нужно сундук закрыть, то прикоснись рукой к его стеночке и скажи: сундук, закройся!
Я встала, прикоснулась к боку сундука, и повторила нужные слова. Сундук послушно закрылся. Черныш трижды стукнул по нему лапкой, и он уменьшился.
– Если хочешь, можешь его ещё уменьшить. Для этого когда скажешь “Сундук, закройся!”, постучишь по нему не трижды, а три раза по трижды. Всё поняла?
– Всё.
– Что же, тогда прощай, Даринушка. Будь счастлива!
Не успели слова отзвучать, как Черныш, мамин фамильяр, стал таять, как дымка, и скоро сгинул, будто его и не было. Я зарыдала. Последняя память о матушке исчезла.
Когда вечером пришли Ждана с подругами, нос у меня распух, а глаза заплыли от слёз, так я рыдала по исчезнувшему Чернышу.
Увидев меня, такую красивую, девушки даже испугались:
– Что ещё случилось? – встревоженно спросила Ждана, обнимая меня.
– Если ты так не хочешь уезжать, так и оставайся, – предложила Голуба. – Как-нибудь перезимуешь. Неужто никто тебе не поможет? Неждан тебя точно не оставит.
На имени Неждана Голуба чуть запнулась, и я оценила её жертву. Мы с ней никогда особо не дружили. Нас объединяла только Ждана, у которой в приятельницах было полдеревни. Теперь, когда я знала о планах Виданы женить старшего сына на Голубе, я совсем по-другому оценила её молчаливое присутствие в нашей с Жданой компании.
Она всегда старалась быть поближе к сыну старосты, что вечно крутился рядом со мной. Похоже, он Голубе нравился, и если я уеду, то парень почти наверняка к ней переменится. После моего отъезда Ждана и Голуба останутся единственными девушками, с которыми он приятельствовал. Ждана своим бойким характером всегда немного пугала парня, а вот со спокойной тихой Голубой Неждан общался свободно.
– Я не из-за отъезда плачу. Это из-за Черныша.
– А что с ним?
– Он исчез…
– Сбежал, что ли? Так это с котами бывает. Нагуляется и вернётся. Или боишься, что не вернётся до твоего отъезда? Не бойся, если что – мы за ним присмотрим.
– Черныш не вернётся… Он же фамильяр мамин. Я ещё удивлялась, что кот не исчез сразу после её смерти. А он волю её исполнял. Исполнил – и ушёл.
– А что за воля-то? – поинтересовалась Веселина.
Она в моих подругах никогда не числилась. В её взглядах и разговорах мне часто виделась скрытая зависть, и я не понимала, почему она так стремится быть рядом со мной и Жданой.
Может, если бы подруга пришла только с Голубой, то я бы рассказала всё, а так при Веселине делать этого не хотелось, и я ограничилась частью правды:
– Да вот, колечко мамино передал. Это оберег в дорогу. Сказал, что матушка всегда хотела, чтобы я отсюда уехала. Он только этого и ждал.
– Ну не плачь, – обняла меня Ждана. – Жалко, конечно, котика, но тут уж ничего не поделаешь. Зато память у тебя о нём и матушке останется. Ты теперь знаешь её последнюю волю.
– А воля эта – уехать из наших Грязей, – радостно произнесла Веселина. – Видишь, и матушка твоя считала, что не место тебе здесь. Так что и возвращаться сюда смысла нет, когда проиграешь на Отборе.
Её радость по этому поводу меня покоробила, но Веселина права. Матушкина воля ясна. И наследство её позволит мне устроиться в стольном граде независимо от того, как закончится Отбор.
Девушки помогли мне со сборами, а после мы вместе поужинали, запивая нехитрую снедь принесённой девчонками брагой. Мы вспоминали разные истории, случавшиеся с нами, пели, обсуждали, что меня может ждать в дороге и какова жизнь в стольном граде, и засиделись допоздна. Потом Голуба и Веселина ушли, а Ждана осталась:
