Как угодно - страница 9



и собирали листья,
и на бессонницу злились.
Передавили мозги
стулья, шкафы-мещане,
комната – то есть я,
пренебрегаем вещами.
Комната хитро прищурясь,
оценивая облака,
верит настырным ласкам
обычного сквозняка.
Но к женщинам незнакомым
ревнует, ревет ревмя,
я расстаюсь с ними комната!
комната – то есть я.
Нам так тосклива, дура,
выпей безумья глоток…
просто лежу понурый,
просто плюю в потолок.
июль 01

Садится солнце

День умирающей бабочкой
ложился на край реки,
и, осыпая пыльцой
юные девы вечера
и модные игроки,
может немного голые,
но увлеченные гольфом
хихикали от тоски.
Вкушали пирожное смерти,
смотрели на драку звезд,
а дальше – верьте-не-верьте
кто-то воскликнул: «поздно!»
«Поздно!» – вскричали негры,
«Поздно!» – шипел какаду,
грозный наш адмирал
крякнул: «Садится солнце»
аплодисменты ему.
сентябрь 01

Юная эстетка

«Чуть-чуть из Тютчева» —
ты прошептала тихо
восторженно любуясь томностью моей.
Засахаренность той картины
меня взбесила,
потер щетиной с новой силой
о край стола
и мысленно увел в альковы.
Ты вся дрожишь? Зачем?
Чуть-чуть Баркова.
сентябрь 01

Киник

Император спросил:
«Лучше тебе есть мясо мое,
пить вино золотое, женщин ласкать
или ползать в грязи, босиком до утра,
побираясь на рынках корками хлеба,
прозябая, кочуя в говне?»
Зевс свидетель ответил:
«По хую мне»
сентябрь 01

«Знакомился с тобой…»

Знакомился с тобой
особой ядовитой
в шестом часу,
тащились на Пруды,
затем погас в партере
(какой ужасный дым!)
В расслабленной манере
жевал в буфете колбасу,
в шампанское пускал бисквиты
и очень громко говорил
о преимуществах калорий,
мы не забыли об актере,
который кажется любил,
но только вышел весь…
довольно сплетен, будем есть,
как дразнит красная икра,
еще фужер, работничек пера
уж пьяный, сытый и неловкий,
на воздух, милая!
трамвай гонять пора,
пора орать стихи на Маяковке!
июнь 03

«Словно огня ночь…»

Словно огня ночь
не заметила
контуры многоэтажек
голову внутрь
обожгла
ошиблась
выпила кислые сумерки
с ветераном луны
так пахнет пустыня
глупость и воровство
сексуальное извращение
новый учебник истории
чашка, купленная в Париже
придуманный мир моей любви
я выхожу на балкон
освещенный солнцем
катаю машинки по мостовой
курю и ухмыляюсь
ты сидишь в кафе напротив
хлопаешь в ладоши,
обнаружив в спальне изысканную радость
тебе больно за меня:
притворяешься
успокаиваешь
невнятные экивоки о том,
чего видимо не произойдет никогда
на Китай-городе
комом в горле
застревает нахальная влюбленность самолета
в отражение доброй реки

Минута молчания

Имел место быть
имел имя
иней
неон
кинематограф
именно
осенняя охра
терминальная дрожь
даже дождь в падучей завис
свечи трещат —
воск вниз.
Пусть у жизни вставная челюсть,
что тебе челядь, имевший блеск?
насмешку кинул
у мира мол горб
насмешки гордого брошены в гроб
не быть это слабость?
вымысел?
имел смелость
выбором
выдернуть
раму
ранить рано
бравада иль правда
путь Дориана?
коли брешу, то поправь меня
красивый
на фотографии
глазами сцепились
ливень отпел
любимый
имевший
всех отымел.
И год уже канул
и черен твой камень
и как мне теперь терпеть?
Вином и виною
октябрь изводит
и осень со мною
от боли в блевоте
день сгинул, я сник
уповая на сны,
а с ними твой стынущий тонущий стыд
я верю, реву
недорезанным боровом,
что жив ты и там,
и что там тебе здорово
ответишь спокойно:
«Все блеф и игра,
я жив, а ушел, потому что пора»
имел место быть
и имеет свой вес
минута молчания.
октябрь 03

памяти Василия

«Бей, Арлекин…»

Бей, Арлекин
Требуют крови,
Волю в кулак,
Кулак по лицу,
Лица дымятся