СЕЛИЯ. Пожалуйста, если ты мне подаришь рот Гаргантюа: для такого слова – даже одного-единственного – мой чересчур мал: однословный ответ окажется более пространным, чем все Священное Писание.
РОЗАЛИНДА. А он знает, что я тоже здесь, в лесу, и превратилась в мужчину? Он случайно не изменился с тех пор как одержал свою блестящую победу?
СЕЛИЯ. Наверное, песчинок в пустыне меньше, чем вопросов у влюбленных. Я дам тебе всего лишь кусочек моего открытия, и не моя вина, если от этого твой аппетит только разыграется. Орландо, когда я набрела на него, валялся, словно желудь, под дубом.
РОЗАЛИНДА. Если на дубе вызревают такие плоды, то это дерево Юпитера, не иначе.
СЕЛИЯ. Прошу не перебивать, милая барышня.
РОЗАЛИНДА. Слушаю и повинуюсь.
СЕЛИЯ. Орландо лежал, вытянувшись во весь рост, словно раненый рыцарь.
РОЗАЛИНДА. Как печально он, должно быть, выглядел, но как ему это, видимо, шло!
СЕЛИЯ. Умоляю, приструни свой язык. Что-то он у тебя слишком разболтался нынче. Твой рыцарь был в охотничьем костюме.
РОЗАЛИНДА. Ох, чуяло беду мое сердце! Недаром он мне его прострелил.
СЕЛИЯ. А нельзя ли без припева? Я не могу петь, когда меня то и дело сбивают с ритма.
РОЗАЛИНДА. Можно подумать, ты не женщина и не знаешь, что мы не в силах держать свои мысли при себе. Говори же, милая Селия!
СЕЛИЯ. Ты мне совсем голову заморочила. Но тише! Не он ли это идет сюда?
РОЗАЛИНДА. Он, он! Давай спрячемся и понаблюдаем.
(СЕЛИЯ и РОЗАЛИНДА прячутся.)
Входят ЖАК и ОРЛАНДО.
ЖАК. Спасибо за беседу, но, поверьте, мне куда интереснее беседовать с самим собой.
ОРЛАНДО. Мне тоже. Но позвольте учтивости ради поблагодарить за беседу и вас.
ЖАК. Дай Бог вам всего хорошего. Полагаю, наша следующая встреча состоится нескоро.
ОРЛАНДО. Будет лучше, если она вообще не состоится.
ЖАК. Я только прошу вас не осквернять деревьев столь слабыми любовными стишками.
ОРЛАНДО. А я в свою очередь прошу вас не портить моих стихов столь скверной декламацией.
ЖАК. Ее, стало быть, зовут Розалиндой?
ОРЛАНДО. Вы исключительно догадливы.
ЖАК. Не нравится мне это имя.
ОРЛАНДО. К сожалению, вам не предложили стать ее крестным отцом.
ЖАК. Какого она роста?
ОРЛАНДО. Достаточно высокого, если дотянулась до моего сердца.
ЖАК. Как изысканны ваши ответы! Вы, вероятно, общались с женами ювелиров, изучая вместе с ними надписи на кольцах.
ОРЛАНДО. Ошибаетесь. А вы, судя по вашим вопросам, хорошо вызубрили надписи на обоях.
ЖАК. Какой у вас легкий ум. Полагаю, тут не обошлось без пяток Аталанты. А что если нам присесть и вместе поиздеваться над мировым порядком, терзающим нас моровыми язвами разного рода?
ОРЛАНДО. В этом мире есть только одно живое существо, над которым я могу издеваться, – это я сам: я совершил немало непоправимых ошибок.
ЖАК. И самая главная из них – ваша любовь к Розалинде. Это в самом деле непоправимо.
ОРЛАНДО. Эта моя ошибка стоит всех ваших удач. Вы меня утомили.
ЖАК. Не моя вина, что я в поисках шута набрел на вас.
ОРЛАНДО. А в ручье искать не пробовали? Посмотритесь в него, – может быть, шут утонул в воде.
ЖАК. В ручье я не увижу ничего, кроме своего отражения.
ОРЛАНДО. В котором вы узнаете либо шута, либо шут знает что.
ЖАК. Мне больше не о чем с вами говорить. Прощайте, милейший синьор Любовь.
ОРЛАНДО. Скатертью дорога, милейший господин Меланхолия.
(ЖАК уходит.)
РОЗАЛИНДА (СЕЛИИ). Мне хочется порезвиться. Я надену на себя личину развязного лакея и поговорю с ним. (
