– Когда тебя ждать? – спросил я.
Уверен был, что она уже пакует чемоданы и заказывает билет.
– Я приеду, как только смогу, – пообещала она.
Но так на похороны и не приехала, хотя семья Тая откладывала их чуть ли не две недели. Дольше они ждать просто не могли. Когда Клара все же прилетела, я встретил ее в аэропорту, отвез на кладбище к нише, где стояла урна с прахом ее мужа, и почти час ждал в машине. После она бродила по дому, как призрак, и все что-то печатала на своем ноутбуке. Готовила еду, садилась за стол вместе с нами, но почти не разговаривала, постоянно уходила из дома проветриться и долго не возвращалась. Я находил в мусорке билеты в кино и скомканные письма к нам и Юми, в которых ей не удавалось продвинуться дальше: «Возможно, пришло время…», «Понимаю, я…» и «Хочу, чтобы вы знали…»
В следующие несколько недель Клара неспешно упаковывала и раздавала личные вещи Тая. Себе оставила самую малость, например фото, где они празднуют трехлетие Юми в Диснейленде. Мне хотелось, чтобы Клара оплакивала потерю. Нам с Мики все время казалось, что мы как-то не так ее воспитали. Только здесь, в Сибири, читая ее дневники, я понял, что она переживала горе по-своему. У нее был план, она мечтала, что однажды, когда Юми подрастет, она вернется домой и расскажет, что внесла свою лепту в то, чтобы сделать мир лучше.
День шестьдесят восьмой. Дорогая Юми, сегодня мы с командой отправились в ближайшую деревню и увидели там девочку, которая напомнила мне тебя. Укутанная по самые глаза, она шла по льду, держа за руки мать с отцом. Однажды мы с твоим папой водили тебя кататься на коньках. Наверное, ты не помнишь, как, изо всех сил вцепившись в ходунки, скользила по льду. Но потом отец снял с тебя коньки, взял на руки и помчался вместе с тобой вдоль ограды. Я скучаю по нему. Наверное, стоило остаться дома подольше, попытаться лучше все объяснить. Но я сейчас могу находиться только здесь, далеко-далеко от места, где мне на самом деле хотелось бы быть. Может быть, однажды все это окупится. А может, нет, и окажется, что мы просто потеряли время (а твой дед был прав). Но знай, что я здесь только потому, что пытаюсь создать для тебя светлое будущее.
Закончив осматривать Энни, я вышел покурить с Максимом и Дейвом. Смеркалось, на улице быстро холодало. Я пытался дышать неглубоко, чтобы холод не пробирался в легкие. В юности я вот так же выходил покурить из бара или ресторана, чтобы познакомиться с такими же, как я сам, никотиновыми изгнанниками. Максим учил Дейва русскому, я же смотрел на раскинувшееся над бесконечным снежным полотном налившееся оранжевым небо. Где-то в этот самый момент следы в порошке фиксировали жизненный цикл маленьких животных или миграцию бизонов. А тридцать тысяч лет назад кто-то, любивший Энни, уходил отсюда, оставляя следы на снегу.
– Красиво, правда? – спросил Максим.
– Правда, – ответил я.
– И чертовски уныло, – вклинился Дейв.
– Это же Сибирь, – отозвался Максим.
– А мы и не знали, что у Клары была дочь, – заметил Дейв.
– Может, она не хотела это обсуждать, – предположил Максим.
Я глубоко вдохнул дым и зашелся кашлем. Максим протянул мне фляжку, и я с благодарностью хлебнул, чтобы смягчить горло.
– Все нормально. Ей почти десять.
Я достал телефон и показал им фото Юми, Клары и Тая.
– Здесь тяжело сохранять семейные связи, – признался Дейв. – Мой брак давно уже на ладан дышит.
