Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера - страница 11

– А смог бы? – с интересом поглядел на меня смотрящий. – «Мойка» хоть есть?

– При себе, – я разжал кулак и показал ему острое узкое лезвие от одноразового станка Bic, которое до этого держал во рту.

– Ладно, отдыхай с дороги, вон на той шконке, – показал он на нижние нары в середине камеры. Там еще один человек спит – Игорем зовут, будете по очереди отдыхать, по двенадцать часов. Это еще ничего, – Макар, видимо, заметил удивление на моем лице, – в других хатах и в три смены спят. Если будет сильно «рубить», договаривайтесь между собой, кто когда отдыхать будет, все на понимании. По быту тебе пацаны объяснят, что будет неясно – у меня поинтересуешься. Ладно, отдыхай, брат, позже поговорим.

Мужику, с которым я делил шконку, было около сорока, и в шрамах на его стриженой голове отчетливо отражались все отмеченные им праздники – вот это я Новый год встретил, а вот этот шрам – после дня рождения. Буйный алкоголик, он сидел по замене режима – вначале ему дали «химию» за неуплату алиментов.

Я поставил свою сумку (по-тюремному – «кешар») – клетчатый пластиковый баул, с какими советские «челноки» ездили в Польшу, – в угол хаты, присел на свои нары, перевел дух и огляделся. Помещение освещалось тусклой желтой лампочкой, забранной в тонкую металлическую решетку. Четыре двухъярусные шконки, унитаз в углу (по-тюремному – «дольняк»), прямо над ним – кран с холодной водой, небольшое окно с решеткой и «ресничками»-жалюзи с внешней стороны и узенький стол-общак. Хата была слишком маленькой (не больше 15 квадратных метров) и слишком переполненной – на всех двухъярусных шконках лежали люди. Пахло давно немытыми телами, нестираными носками и табачным дымом. Вентиляция в камере отсутствовала, к тому же все без исключения сидельцы курили. Неудивительно, что туберкулез – самое распространенное заболевание в белорусских тюрьмах.

Шконки стояли так близко друг к другу, что протиснуться между ними можно было только боком. Некоторые из них были завешены жиденькими одеялами, другие открыты, но белье, развешанное на веревках, натянутых над нарами, не позволяло определить, сколько же человек отдыхает наверху, однако было понятно, что арестантов в хате много больше, чем положено, – как позже выяснилось, тринадцать человек.

Я где-то читал, что по эмвэдэшным санитарным нормам на каждого заключенного в СИЗО полагается не меньше 2 квадратных метров площади камеры – в тогдашней Володарке реальная норма была сведена меньше чем к 1 квадратному метру на человека.

Мир сузился до размеров камеры, окончательно и бесповоротно материализовавшись в пространстве 3 х 5 м. Где-то там, за непроницаемыми стенами централа, вовсю кипела жизнь большого города: по проспектам и улицам сновали бесчисленные табуны машин, заключались контракты в офисах фирм и банков, сдавались экзамены в институтах. Где-то вдалеке (далеко) по радио заиграла Mattafix:

Я прилег на нары и закрыл глаза…

Мы отдыхали на побережье Коста-Дорада, в городке Салоу, неподалеку от Таррагоны. Испания запомнилась мне низкими, по сравнению с Минском, ценами, отличной погодой, очень соленым Средиземным морем и огромным тематическим парком развлечений Port Aventura– наподобие Диснейленда, только от студии Universal.