– Хочешь, анекдот расскажу? От тундрового ненца услышишь.
– Есть еще и другие ненцы? – поинтересовалась Анна.
– Лесные еще есть, – объяснила Майяне.
– Детей у вас, наверно, в чумах много…
– Детей? Ну, да, а где их мало? – переспросил отец Майяне и вдруг как-то легкомысленно подмигнул.
– Представляешь, сидит Окоттэто в чуме, вокруг его ребятишки ползают, бегают, кричат. На железной печке у хозяина котел с водой греется. Окоттэто, он ведь у нас в совхозе лентяй, лежит на шкуре оленя и думает. Знаешь, о чем думает? «Чи этих детей помыть, чи новых завести?».
Майяне опустила смущенно глаза, а родитель ее хохочет на весь катер.
– Вон Панаевск! – показала на мыс девочка.
– Наконец-то, – обрадовалась Анна.
– Зачем наконец-то? – прервал ее оленевод. – Еще два часа до мыса плыть, потом лодку ждать, потом моя твоя и Майяне на руках до берега несет. Чтоб ноги вам не мочить. Потом моя – твоя – в гости зовет!
Девчонка на берегу вначале обнялась со щенком, потом с огромной собакой редкого палево-каштанового окраса. Около дома повисла на шее матери.
– Вот и чум наш! – воскликнул Лэми Худи и посадил Анну как почетного гостя на шкуру белого оленя. Жена поставила у ее ног белый низенький столик.
– В квартире ремонт, – объяснила она гостье. – Летом в ней жарко. Чум лучше, прохладнее.
Как защита от комаров, у входа медленно дымится в ведерке мох, и тонкая струйка вьется вокруг яранги.
Жена хозяина – Воттани Худи – с удовольствием общается с Анной, разжигая крошечными стружками печурку в жилище.
– В совхозе у нас ой как много оленей, – рассказывает она. – Но их прежде было больше.
– Что случилось?
Хозяйка недовольно качает головой.
– В тундру газовики, нефтяники пришли. Трубы кладут. Нефть горячая, зимой трубы рвет, земля под ними расползается.
Она подала на стол селедку, только вчера выловленную в реке и за сутки превратившуюся во вкуснейшую малосолку, уху из стерляди.
– В ноябре к нам прилетай, – предложила Воттани Анне. – В ноябре у нас забой, увидишь, какой у нас олень.
Гостья поежилась, представив, как при этом замерзнет.
– Какой замерзнешь? – поняла ее жена Худи. – У нас в ноябре погода ясная, мороз трещит, звезды сверкают, сыплют так, хоть колючки собирай.
– А буран…
– Что буран? Тогда рой снег глубже, ложись на шкуру оленя. Через три дня погода будет ясная.
– Три дня в снегу? – охнула Анна.
– Бывает и семь. Однако у нас никто не замерз. Одежда из оленя хорошая, еда из оленя хорошая. Чего еще надо? У нас Валя вон как живет! Она сама оленей вместе с нами кослала.
Услышав шаги на тропе, Вотанни выглянула из чума и с радостью произнесла:
– Вон сама Валя идет.
На пороге уже стояла высокая кареглазая русская женщина.
– Где наша самая маленькая? – спросила она. – Я Насте букварь принесла.
Хозяйка подала тайком Анне знак, мол, видишь, какая наша гостья статная, в кино бы ее снимать.
В чум вбежала семилетняя девочка, бросилась гостье на шею и горячо обняла ее.
– Пойдешь нынче, Настюша, в первый класс? Или я прилечу в тундру, а ты к речке убежишь и за кочку упрячешься?
Настя замотала головой, мол, ни в коем случае… Старшая, Майяне, погладила ее по голове, прижала к себе.
– Валя-директор очень уважает ненцев, вот и не уезжает с Ямала, – шепнула в это время хозяйка чума Анне, потом громче произнесла: – Девушка к нам приехала из Москвы, хочет знать, как мы тут живем?
Откинув косы за плечи, Валя ответила:
