Какая же ты бездна – человек! - страница 13



«Результат контузии, возможно, со временем прозреет», – заключил, осмотрев ее, врач и добавил: – «Нужен уход и внимание родителей».

Родителей у Наташи не было: отец на фронте, а мать потерялась после бомбежки поезда.

Мухайё, у которой младшая из дочерей была ровесницей Наташи, сразу приглянулась маленькая, щупленькая девчушка, глядя на которую невольно сжималось сердце.

Но, маленькая Наташа замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала, с трудом позволяла себя кормить и целыми днями могла сидеть в углу комнаты, прижимая к лицу маленький женский носовой платочек.

Платочек был ситцевый, явно самодельный, с распущенными по кромкам нитками и, судя по поведению девочки, никому и никогда не позволявшей забрать его у неё, представлял для неё какую-то ценность.

Однажды Мухайё удалось как-то взять из рук спящей Наташи платочек, внимательно рассмотреть его и даже поднести его к лицу.

И тут её осенило – от платка шёл слабый, едва различимый запах духов. «Запах мамы!» – поняла Мухайё, и дальше она знала, что будет делать, чтобы завоевать сердце девочки.

.На следующий день Мухайё, заложив в ломбарде свои единственные серьги, которые она хранила до последнего, как память о своей маме, купила флакон с духами и пришла в интернат в пуховом платке, благоухая «Красной Москвой».

Наташа, сидевшая, как обычно, в своем углу, слегка встрепенулась, как только Мухайё вошла в комнату, благоухая ароматом духов, затем медленно встала с места и, сделав два несмелых шага навстречу, упала прямо в распростертые объятия нянечки.

Крепко обхватив слабыми ручонками шею Мухайё, Наташа тихо заплакала, приговаривая сквозь слезы: «Мама, мама», затем вдруг громко вскрикнула и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя и широко открыла свои огромные глаза, окружившим её показалось, что в них отразилась вся синь голубого, ташкентского неба, очищенного осенними дождями, – Наташа прозрела!

«Клин клином вышибают!» – подвёл итоги врач, обследовав Наташу, – «Зрение полностью восстановилось!»


* * *


Мухайё забрала Наташу к себе, и та жила с её дочерьми как родная сестра, пока однажды, в январе сорок пятого, её не разыскала родная мама.

Артем Горохов

Самая лучшая

– Пойду лучше уж пересплю с кем-нибудь! – Нина крикнула в дверь так, чтобы не только мать, которой, она знала, будет от этих слов очень больно, но и весь подъезд услышали.

Как же я их ненавижу! Больную старуху свою, разваливающуюся на запчасти в свои 50 лет! Лучше не дожить до таких годов, чем позориться, лечить свой артрит, зубы вставлять. Ещё жить меня учит! Ничего не понимает вообще и лезет. Думает, что улыбкой своей мерзкой сможет меня разжалобить. Пусть валит. Я на лайте. Мне на… мне по… Бесит своим «как в школе?». В школе буллят додиков, ищут парней с бабками, чтобы отрываться с ними, отжимают деньги. Ещё думает, что по пятьсот рублей в день – это много. Для кого много? Для твоих, блин, старушек? Да ты в курсе, сколько сигареты стоят? Энергетики? И это из легального…

Нина остановилась на первом этаже, задрала юбку чуть ли не до подмышек, чтобы бдительные соседки, которые ещё более старухи, чем мать, засвидетельствовали, что её трусы действительно видны. С этими она не то что давно, а вообще никогда не здоровалась. Презрение и ненависть в сочетании с агрессией не предусматривают дежурную улыбку и вежливость.

Бабецлы сидели на своих насестах по обе стороны от подъезда, сканировали каждого своим суперминусовым, но рентгеновским зрением. Кто тут проститутка? Кто наркоман? Кто алкаш?