Дирижёр тряхнул головой, и воспоминания спрятались в лабиринте памяти.
– А я ваш новый дирижёр. Меня зовут Стивом Якоби. В неофициальной обстановке можете звать меня просто по имени, – скупо представил себя Стив.
Впрочем, никто и не ожидал от него биографических данных. Для этого есть отдел кадров, где работает премиленькая Розалия, у которой за шоколадку можно выудить все сведения об интересующем вас субъекте. Об этом подумали, не сговариваясь, все незамужние женщины-оркестрантки. А их оказалось – ни много ни мало – пятеро.
Оркестр, которым предстояло руководить новому дирижёру, был малого состава, численностью всего сорок восемь человек. Для небольшого провинциального городка существование полномасштабного оркестра экономически нецелесообразно. Но ведь не зря же сказано: «Как велика порою малость, и как великое мало». Всё познаётся в сравнении.
Поэтому знакомство с музыкантами заняло не так много времени.
Дирижёр обвёл всех присутствующих внимательным взглядом, словно примеряясь, стоит ли поручать им решение сложной задачи.
– А теперь двести тактов тишины, – произнёс Стив Якоби и взмахнул дирижёрской палочкой.
Недоумение, помноженное на безмолвие, вызвала у оркестрантов команда дирижёра. Никто из них прежде не играл тишину такого объёма. Поэтому все замерли и про себя стали считать такты. Конечно, шагами считать легче. Один такт – один шаг. Но для этого надо было покинуть своё место и шагать по сцене. Какая уж тут тишина! Она не будет похожа на застывшую музыку.
Дирижёр внимательно вглядывался в незнакомые ему лица оркестрантов. Они были разными – одни хмурые, другие улыбчивые.
«С этими людьми я должен стать единым целым или расстаться и отправиться на поиски другого оркестра, чтобы услышать звон колокольчика в полной тишине», – подумал Стив.
Пронзительный взгляд дирижёра вызывал у оркестрантов разные мысли, возникшие как-то вдруг.
Первый скрипач Алекс вдруг осознал, что надо обязательно извиниться перед женой за повышенный тон, каким он с ней разговаривал утром.
А Густава вдруг осенило, что в неприязненном отношении к нему сына виноват он сам, поэтому ему первым следует сделать шаг к примирению.
Даже Андрей вдруг подумал, что все его неприятности от чрезмерной болтливости и надо бы поскорее излечиться от словесного поноса.
Когда чужие мысли были прочитаны, а свои только зарождались, чтобы успеть сформироваться до конца паузы, до которой оставалось несколько тактов, Стив услышал звон колокольчика. И, хотя он его воспринимал внутренним слухом и слышать мог только он один, это было чудо, которого он ждал всю свою творческую жизнь. То ли от долгого ожидания, то ли от напряжения чувств, но из души дирижёра выплеснулась радость и скатилась прозрачной слезой по щеке. Наконец-то он нашёл оркестрантов, которые могут одинаково с ним чувствовать и вместе дышать. Улыбка осветила лицо Стива, отчего оно перестало походить на маску. Он был рад, что оркестранты выдержали испытание тишиной. За двести тактов они стали мудрее и добрее.
– А он симпатичный, – заметила вдруг Луиза, повернув голову к своей подруге Марии, такой же скрипачке, как и она сама.
– Да, – подтвердила та. – Как же мы раньше не заметили?
Дирижёр с укоризной взглянул на девушек и покачал головой.
– Венгерский танец номер пять Иоганнеса Брамса. Первая скрипка солирует, – громко объявил он и взглянул на Алекса.
