«Ты же знаешь, ты сильнее меня. От меня тебе не будет пользы». Третий.
«Он переехал. Навсегда. Не звоните сюда больше». По номеру Варяга.
«Прости, малыш. Я сам во тьме. Нам не встретиться». Горец.
«Я уезжаю. Через час в аэропорту. Давай на будущей неделе, когда вернусь. Позвони, ладно?» Медведь.
Помощи нет. Нет. Нет. Нет…
Записная книжка подходит к концу. И отовсюду – нет… Все они, бывшие такими близкими, разные, непохожие друг на друга, но сильные и верные, становятся вдруг в какой-то миг чужими, далёкими, неприступными и холодными.
И одиночество подкрадывается ближе, протягивает холодную, словно у мертвеца, руку, гладит по щеке, замораживая одинокую слезу, неторопливо сползающую к тоскливо опущенному уголку рта. Одна. Одна в этом сером влажном тумане. Одна в этой серой туманной жизни. Одна.
Подожди… А как же Стрелок? Судорожно листаю книжку раз, второй, по алфавиту, с начала, с конца… Его там нет. Нет даже намёка на его существование. Но я же помню! Помню его! Как?
Прижимаюсь лбом к холодной, исписанной неприличными словами стенке кабинки. Вспоминаю. Стрелка никогда не было в моей жизни. Он только приснился мне. Мечта. Сон. Где-то там, в других измерениях, не в этой жизни.
Одна.
Одна в наступающей отовсюду серой страшной субстанции, притворяющейся туманом.
И так жутко, грустно, больно, что больше не сдерживаю рвущегося из груди стона.
…
Просыпаюсь. Ночь. Тихо. Крепкая рука рядом. Тёплое плечо. Ровное дыхание. Ты не приснился мне, Стрелок. Ты есть. А значит, я никогда больше не буду одна.
Я вообще случайно наткнулся на эту историю. Старый приятель позвонил, попросил о встрече. Ну знаешь, из тех, с кем на соседних горшках сидели в детском саду, потом в футбол за одну дворовую команду играли, за девчонок дрались. Когда повзрослели, дорожки разошлись немного. Он в бизнес подался, хорошо у него получилось, а я вот, сам видишь… Судмедэкспертиза – наше всё.
В общем, попросил он прощупать одну странную смерть. Ну, как странную – смерть как смерть, самоубийство, если точнее. Женщина в речку с моста сиганула. А на дворе март – не самое лучшее время купаться. Любой скажет – самоубийство. Дамочку муж бросил, переживала тяжело, даже к психологу стала ходить – ну, знаешь, как оно у них бывает. А вот не помог, получается, психолог…
Ну, кажется, ясно всё. Депрессия накрыла, один выход – самоубиться. И мне поначалу так казалось. Только не мог я отказать приятелю, сестра это его, понимаешь? Не хотел он верить в то, что всё так просто… И, как оказалось, прав был.
*
– Добрый день. Проходите, присаживайтесь.
Анатолий Маркович радушным жестом указал на удобное кресло напротив, на котором до этой женщины сидели десятки его прежних пациентов. От их тел – тяжёлых и невесомых, высоких и миниатюрных, молодых и пожилых – на окрашенной в тёмный, почти чёрный оттенок коже образовались уютные складочки и потёртости, вызывающие почти у всех посетителей ощущение спокойствия и доверия.
Это было кстати, облегчало ему работу – почти всегда. И сейчас, кажется, тоже – визитёрша, неуверенно отводя глаза, скользнула в кресло, уселась с прямой спиной, но от его взгляда не скрылось то, как она неосознанно стала искать более удобное положение. И пяти минут не пройдёт – расслабит спину, обопрётся на мягкую спинку кресла и будет рассказывать. Впрочем, он мог бы ручаться, что знает, о чём именно.
