. Дядя мой представил его господину Обер-Бург-Графу фон Говену и отцу моему, так как испытаннаго и исполненнаго знаниями масона. По некоторых разговорах, которые имели с Калиостром господа сии и еще господин Майор фон Корф, все они им весьма пленились. Едва лишь я сие узнала, то и я также с теткою моею
22 и двоюродною сестрою старались каким бы то ни было способом свести знакомство с оным таинственным жрецом. Он и жена его с величайшим искуством умели увеличить наши о себе мысли и возбудить наше любопытство. Мы не только сами зделались тотчас его верными ученицами, но множество еще и других к его учению привязали. Сверх того, чтоб нас более в разсуждении себя обязать, и чтоб ему легче можно было действовать нашими душами, употребил он новое средство. Он сказал мне, что он прислан от своих начальников с полною властию, так как великой мастер, основать ложу союза (
d’adoption), или такую Франмасонскую ложу, в которую и женщины будут допускаемы. Когда таким образом покойный Надворной Советник Швандер, о котором я после буду говорить, увидел, что тетку мою, сестру и меня ничто уже не могло удержать и что мы непременно желали быть Калиостром приняты сочленами в оную ложу союза
23, то и он из дружбы ко мне и для всякой предосторожности вступил в сие общество. За ним тотчас последовали господин фон Медем-Тительминде, старший сын покойнаго моего дяди, господин Надворной Советник, доктор Либ
24 и господин Нотариус Гинц. И еще многие душою, склонностьми и состоянием отменные люди вступили к нам, коих именами назвать я отчасти не имею от них позволения, а отчасти для разных причин назвать не хочу. Некоторые из них столь же мало почитали Калиостра за чудеснаго человека, сколько и Швандер, а точно уверены были, что Калиостр был обманщик. Но сии просвещенные люди вступили в сие общество отчасти для того, чтоб быть очевидными свидетелями, какой оборот примет сие дело, а отчасти из дружеской об нас предосторожности, чтоб с столь давнего времени владычествующая в доме нашем склонность к чудесным вещам не завела нас далее в таинственное сумозбродство, ежели никого такого не будет, которой бы мог нас от онаго несколько повоздержать. Между тем когда узнано было, что сии всеми почитаемые люди зделались последователями Калиостра, то сие дело, а притом еще и таинственное, много шуму наделало в Митаве и мнимому нашему чудеснику великую славу в Петербурге предуготовляло.
В самое то время, когда я сие пишу, прислано ко мне от одного из друзей моих небольшое сочинение, называемое Калиостр в Варшаве. Оно содержит в себе, только несколько обстоятельнее, все то, что Граф П. в 1782 году в проезд свой в Петербург изустно нам рассказывал. А поелику души наши больше стремились к соединению с духами, нежели к превращению металлов, то легко могло случиться, что Калиостр у нас месяцом долее прожил и имел нас своими последователями, нежели в Варшаве; а наипаче потому, что во все время его у нас пребывания он ничего такого не обещал, чего бы он по видимому зделать был не в сосоянии. Ежели и случалось, что ему какое—нибудь действие не удавалось, то он умел всегда находить подложныя причины, которыми заставлял думать, что ему необходимо так должно было поступить. Хотя он мог, как ниже в сем сочинении окажется, и здешних своих последователей земными выгодами обольстить; но сообразя все, можно будет заключить, что здесь его замыслы далее простирались, нежели в Варшаве, а для того—то нас и должно извинить, что мы долее верили чудесной его силе, хотя так же к концу его здесь пребывания вера сия начала ослабевать. Некоторые из тех, коим чудеса казались возможными, начали уже его почитать за колдуна, предавшагося чернокнижию, а другие между тем шептали нам на ухо, что он не что иное, как только обманщик.
