– Отпусти меня, господин король, – и Киран обнял своего отца, но брат его не стал с ним обниматься, отойдя под каким-то предлогом к дверям.
– Я – твой должник, – тихо добавил Эвальд. Гордость его была уязвлена, и гнев в нем все еще кипел, ибо это было меньше того, на что он рассчитывал. Ужасное опасение будоражило его, что король хочет перенести войну в долину, чтобы самому пока немного передохнуть, ибо та была слишком богата и слишком удобно расположена и принадлежала его сродственнику. Но это было слишком жестоко – даже думать об этом. Это было слишком расточительно. Он взглянул на юношу Кирана, столь же молодого и благородного, каким он сам когда-то был, и душа его полетела вслед за ним, когда тот вышел из палатки на свет угасающего дня. Но у Эвальда ныли раны, и впереди еще был королевский совет. Он положил руку на плечо Барка, беззвучно прося того успокоиться, но рука Барка была жестка и напряжена от сдерживаемой ярости.
И вот король стал совещаться с ними, как им нанести последний удар по Ан Бегу и Даву и Брадхиту, а крики раненых и карканье ворон мешались в вечернем воздухе. Эвальд вздрогнул и прильнул к своей чаше. Он служил королю, как служил бы его отец, доведись ему дожить до этого дня; он служил ради матери и мало помышляя о себе.
– Они послали хорошего гонца, – тихо промолвил Барк, когда король распорядился принести еще вина. – Все хорошо отзываются о младшем сыне Донна.
– И я последую их примеру, – ответил Эвальд, – я стану хорошо говорить о всем Донне после этого.
Что до Кирана, то он немного помедлил с отъездом, выбирая себе лучшую лошадь и беря щит брата с изображенной на нем ущербной луной Донна, ибо его собственный был разбит.
– Будь осторожен, – напутствовал его брат Донкад, который был столь же темен, как Киран светел, менее высок и менее любим не только королем, но и собственным отцом.
– Буду, – с серьезностью пообещал Киран, проверяя сбрую и беря флягу с вином, которую совал ему брат. – Это скрасит мне путь.
– Напрасно ты вызвался. Напрасно ты впутался в это.
– Это не шутка, – ответил Киран, – спасти долину.
– Он никогда не доверял долине. Никогда. Он сомневается в ней. Не забывай об этом.
– Я не забуду, – отозвался Киран, приторачивая щит к седлу вместе с провиантом, принесенным ему слугой. Он и меч пристегнул к седлу и, повернувшись, обнял своего брата, и стоял так дольше, чем обычно при расставаниях. – Эвальд раздражает короля. Но это не значит, что он не надежен – такого человека нельзя терять… Береги себя, Донкад.
– И ты, – сказал ему брат, не выпуская его из объятий. – Ты слишком легкомыслен. Как всегда.
– А ты слишком все усложняешь. Чем это отличается от простой поездки в те же холмы? Разве что враг впереди. Мне больше следует опасаться Дру – не хотелось бы, чтоб он принял меня за какого-нибудь дикаря из Брадхита. Береги себя. Увидимся в Кер Велле, а пока я буду есть на серебре и спать на тонком полотне, ты будешь мокнуть под росой, Донкад.
– Не говори о сне.
– А ты полон предзнаменований. Мне будет лучше, чем тебе, и тебе перед стенами замка предстоит тревог больше, чем мне за ними. Только приходи поскорее, и мы прогоним негодяев на север и покончим с ними. Не печалься, Донкад.
И он вскочил в седло и тронулся в путь, выбрав сначала длинную дорогу, менее усеянную мертвыми и умирающими. Дым костров окутывал холмы – лагерных костров и тех, что полыхали в ямах, куда стаскивали погибших.
