И я запечатала себя внутри, замыкая пространство и наполняя его своей тьмой.
«Кириана!» – громыхнуло у меня в голове, только в водичке горячей устроила тело своё уставшее. Вот расслабилась и поняла, как продрогла, как устала, как хотела спать. И есть.
— Отстань, – фыркнула я во тьму.
«Женщ-щ-щина! – прорычал Ван дер Гад. — Не смей играть со мной! Живо снимай печати!»
— Не раньше, чем приведу в порядок тело и мысли, – заявила я. — И это ты не смей лезть ко мне!
Он ещё что-то там прошипел, определённо ругательство, но я выкинула его из своей головы. Вот тут хотя бы определённо выигрываю у него – сломать мою голову он не сможет, точнее сможет скорее всего, но только не под действием договора о фамильярстве. Надо подумать. О стольком надо подумать.
Мир этот их, умирающий. Проклятие на фамильяре, герцог-гадёныш… он мне ещё что-то там указывает и повелевает. Мужчины! Бездушный и ограниченный народ. Я, между прочим, не какая-то нищенка, родившаяся на рыночной площади, я тоже вообще-то дочь герцога! А ещё ведьма потомственная. Скривила лицо – он мне ящиком угрожал с магами в нём. Там вот очень любили этим сочетанием сотрясать – потомственная ведьма. Да уж. Но – моя магия иная, не такая, как у Йохана, или дяди его. Иная. При этом мир этот тянется ко мне. Естеством своим.
И вот же высушил меня этот Ван дер Гад изрядно, потрепал мою тьму, а я сейчас кутаюсь в неё и она растёт, множится, словно не было ничего, словно не трогал её никто. Моё пристанище.
Сколько я так? Сотня вёсен в этом… всё, что спасало, всё, что дарило укрытие, что защищало меня. Моя тьма.
Я закрыла глаза и позволила ей наполнить меня изнутри – видела, как мир менялся вокруг, трава, деревья, живое истлевало, камни разрушались, а я и моя тьма оставались неизменны… я стояла и смотрела сквозь эту тьму, а меня окутывало кольцами, окутывало прохладой чешуи, это единение такое невообразимо родное, тягучее, нужное, впуская в тьму, в кровь, наполняя дыхание — мой змей хранил меня.
Я выдохнула, открыла глаза. Ругнулась было, думая, что это Йохан всё же сломал мою магию и опять проник внутрь моих мыслей, пытаясь подчинить мою тьму. Но нет. Я одна и фамильяра я своего не чувствовала. Точнее – рядом, но так не явно, так… словно снова обернулся этим странным нелепым существом. Это же не змея, ни разу. Или это вот тот самый «василиск”, про которого он мне всё говорил?
Мне нужны ответы.
Тело согрелось, расслабилось, но голова… внутри столько мыслей, вопросы наслаивались один на другой, а ответов у меня не находилось. И ещё…
Внутри это тепло от видения. Да откуда? Что, мрак меня пожри, тут происходит? Не работает так договор фамильяра, не работает!
Выбравшись из ванны, вытерлась нательной тканью, в спальне и вправду лежал на кровати наряд, приготовленный для меня служанкой. И признаюсь, что я рада была видеть более менее привычную моему взгляду одежду. Сарафан этот, который фамильяр мой гадственный называл «тряпками», действительно так себе прикрывал тело. Но другого в том мире не было, поэтому я смирилась с этим неудобством в одеянии. Но сейчас, надев тяжёлое, тёплое платье — широкие рукава, собранные на запястьях, юбка струящаяся в пол, закрытая грудь, ворот вокруг шеи. Оно простое, совсем не вычурное, какие так любил покупать мне Вэйланд, дорогих тканей, ярких оттенков, расшитых камнями и драгоценными нитями, здесь же немного бусин по вороту и рукавам, но тем не менее видно, что оно достойно настоящей леди.
