А имеет он немало, даже, если рассуждать чисто логически, без эмоций. С Харьковом почти все решено, с Киевом, если захочет, тоже: связи жены хорошо поработали и там. Если бы еще не ее бывшие родственнички! Но, к черту их! Придет время, обломает он и киевских родственничков, как обломал харьковских. Все они будут работать на него. Все! – вбил преуспевающий адвокат свое желание в пол. С постройкой этого офиса жизнь вышла на качественно новый виток развития, карьера – тоже.
Залился мрачным хохотом Камин, забегали по стенам блики.
В первую очередь, это триумф его ума, расчета и, – адвокат выпрямился, – характера. Кто бы и что о нем ни говорил, а характер у него оказался сильный, даже очень. Ему есть, чем гордиться.
– Я дам Федору комнату, – сказал он вслух. – И буду унижать его. Унижать на глазах у всех – пусть привыкает, пусть знает, кто есть я, а кто он. Я – победитель, успешно завершивший сражение, а он побежденный плебей. Мой плебей. И он узнает, что такое – быть плебеем. А иначе, зачем он мне здесь нужен? – еще раз произнес приятную слуху фразу восседающий в кресле «наполеон» и с головой окунулся в забурливший с новой силой триумфальный поток.
Странно прыгнул огонь Камина. Как бы пробежал дрожью по всей каминной внутренности.
Белый прямоугольник на камине привлек внимание адвоката. Он поднялся и более с удивлением, чем любопытством взял картонный прямоугольник. Внешне он был похож на визитку, но ни с одной, ни с другой стороны ничего написано не было. Не задумываясь, адвокат швырнул картонку в огонь и вернулся в кресло, не заметив, как на картонке четко проступили два слова.
Долго еще пребывал преуспевающий адвокат в созерцании своих видений, вкушая триумф! Назло всем! На радость себе! Победно усмехаясь, несся в сладостном потоке, упиваясь, расплываясь всем телом и душой, купаясь каждой своей рыхлой клеткой. Время остановилось, оно исчезло. Так бы и плыл, и плыл, никогда не выходя из дурманящего потока, но…
– Пора ехать домой, – напомнила безупречная Логика вконец размякшему от триумфальных плаваний «наполеону». – Победное шествие только начинается. Все еще впереди.
– Все еще впереди, – шуршаще подтвердил Камин. – Все! – и забился синим пламенем.
Хозяин нехотя подошел, чтобы затушить бьющийся огонь. Неожиданно сноп искр выметнулся из-под обуглившейся деревяшки и «оплевал» дорогой «наполеоновский» костюм.
– У, черт, – отскочил хозяин, но было поздно: весь костюм тлел мелкими чернеющими точками. Закипела в груди триумфатора жадность.
Кипела в Камине ненависть.
– Ладно, – успокоил себя триумфатор. – Будем считать – к удаче.
– К удаче, – зашелся Камин дымом от воды, что на огонь его лилась из кувшина. – К удаче, адвокатик, погоди.
Триумфатор этого не слышал, он старательно тушил огонь. Ему было несказанно хорошо от настоящего, но еще более – от предстоящего будущего, где у него должна быть абсолютная власть. Он знал, вернее, слышал, что власть развращает, абсолютная развращает абсолютно. Но этого и хотелось: полного разврата во всей атрибутике власти: в привилегиях, капитале, охране, в страхе и зависти окружающих, в манипуляциях с ними, в давлении на административный аппарат. Вкус власти он не просто любил. У него было невротическая потребность ощущать власть над себе подобными. Именно власть давала так недостающее ему ощущение силы.
– От вкуса власти потекли мозги, – пылал камин от хохота все ярче.
