При других обстоятельствах селяне бы, конечно, возмутились его командному тону, но сейчас подчинились беспрекословно.
– У меня тут свой экипаж! – подмигнул Авдеевич и протянул руку пилоту. – Добро пожаловать в наши края!
Лариса, стоявшая рядом с Капой, вдруг подпрыгнула и показал в сторону реки.
– Мама, кукла!
Капа посмотрела на то место, где двадцать минут назад затонул самолет. По водной глади плыл целлофановый пакет. Куклу уносило течением.
– Я ее Ануш везла, – с сожалением сказала девочка и тут же вскрикнула от удивления. К кукле наперерез, переливаясь пятнистым мехом, плыла рысь. Плыла уверенно, быстро перебирая лапами под водой. Схватила игрушку зубами и развернулась. Также уверенно, разве только чуть медленнее, поплыла обратно.
– Таир! – расплылась в улыбке Капа. – Сколько ему уже?
– Старый, – вздохнул Костя.
Таир выскочил на берег, положил куклу и тщательно встряхнулся. Покончив с сушкой, подцепил зубами целлофан и подбежал к Ларисе. Девочка отпрянула, неуверенно посмотрела на мать. Саша на всякий случай шагнул вперед.
– Это Таир, не бойтесь, – успокоила Капа. – Старый знакомый.
Таир галантно положил куклу на песок и гордо удалился, всем своим видом показывая: и не благодари!
– Страсти-то какие! Рысь! – испуганно загудели пассажиры, сбившись в кучу. – Нигде покоя нет: не разобьемся, так съедят!
– Таир – свой, сибиряк! – прикрикнул Тихон Авдеевич и зыркнул в сторону зятя. – Не то что некоторые!
Костя вздохнул и покачал головой.
***
Итак, стол есть, закуски есть, гости, свалившиеся с неба, тоже имелись – почему бы не выпить? Тем более, поводов предостаточно.
Развели костер до неба, пионерский. Мужики быстро и умеючи сколотили столы. Пассажиров завели за деревья, вытряхнули из мокрой одежды, нарядили в сухую и неказистую. Все то, что недоела моль в шкафах и сундуках, вдруг пригодилось, обрело вторую жизнь, стряхнуло пыль времен. Баба Маня Астахова, местная долгожительница, тоже решила сходить домой за революционной шинелью мужа, но по дороге забыла, за чем шла, и вернулась с фотоальбомом.
– Не «Montana», конечно, но мне нравится! – Владимир, в ситцевой рубахе и шелковых шароварах, гордо вышагивал яловыми сапогами под смех остальных, которые выглядели не лучше и не хуже: в блузах и сарафанах, в длинных льняных рубахах и широких штанах. Хотя, кое-кому досталось и вполне современное – например, Виталий получил добротный пиджак, в карман которого он незамедлительно положил фляжку, уже наполненную деревенским самогоном.
– Гости дорогие, прошу! Выпьем-закусим! – Мария Ильинична похлопала пухлыми ладонями.
Все расселись, Костя с женой заняли почетные места во главе стола. Скромница и тихоня Маруся смутилась под взглядами гостей, которых теперь было около ста человек. Мария Ильинична встала.
– Хочу поднять рюмочку за здоровье наших молодых: Марусеньку, дочку мою, и мужа ее, Костика!
– Костика! – фыркнул Тихон Авдеевич. – Нежности какие!
– Перестань! – одернула жена. – Если уж себя не жалеешь, меня ни во что не ставишь, так хоть дочь родную не позорь!
Тихон Авдеевич насупился, но промолчал.
– Ну, как говорится, совет вам да любовь! Горько!
– Горько! Горько! Горько! – подхватили гости, подняв стаканы и рюмки.
Молодые встали и, смущаясь, поцеловались под всеобщий восторг. Сдержанно, чопорно. Недовольных было всего двое: Тихон Авдеевич и Таир, но будучи в абсолютном меньшинстве, помалкивали. Тесть, сопя и хмурясь, ковырял вилкой в тарелке, Таир лежал на ветке и грустно порыкивал.
