Капа была совсем не против, если бы он добрался до Ташкента и катался там на своем ослике по бахче, но только уверенности в том, что он вообще туда доберется, а не сгинет по пути в силу своей непрактичности и слабого характера, – не было. А еще, Капа чувствовала ответственность и даже вину: это именно она своим побегом подала пример – сам бы он вряд ли додумался. И еще, она его жалела. В отличие от него Капа помнила своих родителей: высокого отца с натруженными сильными руками и мать, худенькую и светловолосую, с тихим голосом. Оба работали на трубном заводе, там же и погибли во время бомбежки. А ее, совсем маленькую, сначала отправили в детский дом, а потом и вовсе эвакуировали из Ленинграда. Так она оказалась здесь, среди таких же детей войны.
Капа перелезла через вокзальный забор и оглянулась. Надо как-то незаметно проникнуть в здание и посмотреть расписание поездов на Ташкент. Главное – не нарваться на Приходько.
Она уже приготовилась преодолеть насыпь и спуститься к путям, как вдруг услышала чей-то плач. Где-то совсем недалеко.
– Кто здесь?! – громким шепотом спросила она, всматриваясь в темные кусты. Хныканье усилилось.
Тропа из примятой травы вела в густые заросли, Капа сделала несколько шагов и наткнулась на валяющийся игрушечный самолет.
– Семенов! – громко позвала она. – Ты?!
– Капка-а-а-а! – хныканье переросло в вой. – Капка-а-а, я ногу подвернул! У-у-у-у!
Капа раздвинула кусты: Семенов сидел у дерева, обнимая ногу и выл. Слезы катились по его смуглому лицу, смешиваясь с каплями усилившегося дождя.
– Капка-а-а!
Она присела рядом, задрала его штанину и увидела синюю ногу.
– Как?!
– Через забор перелеза-а-ал! Капка-а-а!
– Да не реви ты! Дай подумать! – с досадой оборвала она, лихорадочно соображая
– Думай быстрее, Капка! – совсем уж разнылся Семенов. – Знаешь, как больно-о-о?!
Капа встала и внимательно изучила забор. Тот был крепким, хоть и ржавым, с толстыми частыми прутьями и без намека на дыру.
Что делать? Идти на вокзал – так там Приходько, он, вроде, дядька добрый, но второй раз лучше не попадаться. А помочь Семенову преодолеть забор – дело совсем уж провальное.
Одни проблемы! Прав был дядя Федя – размазня этот ваш Семенов!
«Дядя Федя!», – пришла спасительная мысль.
Капа повернулась к плачущему Семенову и сказала тоном, не терпящим возражений:
– Сиди здесь и не вой, понял?! Я быстро!
Семенов что-то хотел сказать, но увидел лишь ее легкую фигурку, перемахнувшую через забор.
В который раз за сегодняшнюю ночь Капа бежала по одному и тому же маршруту. Через десять минут она уже влезла в дыру в заборе и кинулась к кочегарке. Распахнула покосившуюся дверь – к счастью, дядя Федя был на месте. Сидел за обшарпанным столом и крутил ручку приемника.
– Капа, ты чего здесь, а?!
– Дядя Федя! – Капа уселась на скамейку, пытаясь отдышаться. – Семенов!
– Что Семенов? Милиция поймала? Быстро, однако. Десять минут назад только позвонили.
Капа помотала головой и сбивчиво рассказала ему о злоключениях Семенова. Через две минуты они уже шли быстрым шагом к вокзалу под тарахтенье садовой тележки в руках дяди Феди.
– Ох уж этот Семенов! – пыхтел дядя Федя. – Даже сбежать не сумел! Ни на что не годится!
Капа шла рядом, отмалчиваясь: ей тоже похвастаться было нечем.
Семенов лежал там же, где его и оставила Капа. Та же страдальческая поза, то же плаксивое выражение лица, разве что нога стала более синей.
