– Как же, слыхал, – оживился монах. – К нашему благочинному недавно сын из Петербурга приезжал, так сказывал. Весьма-с любопытно…
– Отец Иона, вам могу предложить только церковные книги, – с усмешкой посмотрел на монаха Пушкин, – а грибоедовская комедия для вас будет скоромной…
– Ничего, ничего, бог простит, а по должности надобно познакомиться, дабы в случае мог предостеречь овец своих духовных…
– Тогда, если не будете возражать, мы продолжим чтение… – уже совсем веселым голосом сказал Пушкин. – Хотите?
– Сделайте милость!.. Буду вам премного благодарен… Мать Аринушка, налей мне, касатка, еще чашечку чая, а я тебя молитвой отблагодарю.
– Да что вы, батюшка, – более приветливым голосом откликнулась няня, – давайте вашу чашку.
Пушкин продолжил чтение, которое все более захватывало его. Жестикулируя руками, он листал за листом лист.
– «…Когда постранствуешь, воротишься назад, и дым отечества нам сладок и приятен…» – прочитал он, рассмеявшись. – Вот именно!.. А, Пущин?..
Пущин улыбался Пушкину, его чтению и тому, что слышал.
– Ха-ха-ха… – раскатывался хозяин. – «Как станешь представлять к крестишку иль к местечку, ну как не порадеть родному человечку?!»
Отец Иона слушал с большим вниманием, стараясь не пропустить ни одного слова.
Арина Родионовна с благодушным выражением лица продолжала вязать свой чулок. Она не совсем понимала смысла всех этих побасенок, но ее Сашка доволен, ну и слава богу… Няня была сама народная мудрость, без всякого лукавства принимала жизнь во всех ее проявлениях. Может быть, именно поэтому Пушкину всегда было около нее так спокойно…
– «…А о правительстве иной раз так толкуют, что если б кто подслушал их – беда!..» – весело читал Пушкин и покосился на отца Иону: тот плавал в блаженстве.
– Ты посмотри, Александр Сергеевич, какое дарование дал Господь человеку, – восхищенно произнес монах. – Конечно, божественного здесь мало, но очень востро!.. Нянюшка, дай-ка еще черепушечку за здоровье сочинителя Грибоедова.
– Нет! Жанно, мой «Онегин» не идет ни в какое сравнение! – возбужденно крикнул Пушкин. – Только высочайший талант может так писать: ни единого лишнего слова!
И он снова принялся за чтение:
Я князь Григорию и вам
Фельдфебеля в Вольтеры дам:
Он в три шеренги вас построит,
А пикнете, так мигом успокоит…
Пушкин, всеми силами сдерживая смех радости, уже заканчивал чтение:
Ах, Боже мой, что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна?!
– Еще раз скажу, что мой «Онегин» ни к черту!.. – воскликнул повторно Пушкин. – Вы уж извините, батюшка, за черта… но не могу сдержаться: ведь режет меня прямо ножом Грибоедов… Вот подарок так подарок! Спасибо, Жан-но! Истинное удовольствие. А как тебе, отец Иона? Не очень скоромно?
– Что вы, Александр Сергеевич, ничуть, даже в семинарии можно читать… – вытирая потное лицо, отвечал монах.
– Ты слышал, Пущин? – рассмеялся Пушкин.
– Как не слышать? Слышу…
Отец Иона тяжеленько поднялся из-за стола и стал прощаться:
– Как не хорошо у вас, а мне пора бы и к дому податься… Благодарствую за угощение: и за духовное, и за телесное… Рад был познакомиться с вами, Иван Иванович… Редко к нам такие гости заявляются… Прощайте, даст бог, может, еще когда-нибудь свидимся… И тебе, нянюшка, особое спасибо за угощение… Александр Сергеевич, а с тобой я хочу на минутку отдельно обмолвиться парой слов, – поманил монах поэта в переднюю.
Пушкин вышел следом за монахом.
