– Прежде чем ты ответишь мне, – продолжил группенфюрер, – подумай хорошенько над тем, что я тебе рассказал. Правда, пусть даже самая горькая, всегда лучше самообмана. Безумный человек неполноценен, ты знаешь это не хуже меня. Он подлежит уничтожению, – группенфюрер на мгновение замолчал, выразительно глядя на Франца. – Когда рейхсфюрер получил от меня доказательство психической неполноценности Вилигута, он понял, что назревает крупный скандал – умалишенный алкоголик в окружении фюрера! Он внял моим уговорам и распорядился отправить Вилигута в отставку и поселить его в пансионе в Каринтии, подальше от Берлина.
– Вилигут был уволен со всех постов и отстранен от общения с рейхсфюрером два года назад. Я надеялся, что свежий альпийский воздух и хороший уход помогут Вилигуту восстановить рассудок, но увы, болезнь его оказалась слишком запущенной. Сразу по прибытии в пансионат Вилигут начал забрасывать письмами всевозможные инстанции, требуя донести его хальгариты до фюрера и ругая меня за то, что именно я добился, якобы, его увольнения и отстранения от дел. Всем своим знакомым он пытается рассказать про козни группенфюрера Вольфа. Он выставляет меня чудовищем, которое повсюду преследует и притесняет его. Но в этом не больше правды, чем в том, что Солнце вращается вокруг Земли. Я вовсе не собираюсь гоняться за безумным стариком. Все, что я хочу, это оградить от его безумия окружающих его людей, и в первую очередь – его близких, – группенфюрер поднял указательный палец и направил его на Франца, – которым он уже принес немало бед. И принесет еще, если ему удасться ошельмовать их.
Группенфюрер снова сделал паузу, как бы собираясь с силами. Когда он заговорил, слова его звучали размеренно и хлестко, словно гвозди, забиваемые в каменную стену:
– Персонал пансионата сообщает мне, что твой дядя много пьет. Он деградирует, Франц, он теряет человеческий облик. Он может быть опасен. Все, что он говорит – плод его воспаленного воображения, фантазии, мираж. Ты лучше других должен понимать, что это так. И ты должен рассказать мне, зачем к вам приезжал Карл Вилигут? Чего он хотел от тебя? Я жду, Франц. Итак…
Франц понял, что еще мгновение, и он выболтает группенфюреру Вольфу всё, что рассказал ему дядя Карл. И вообще, разве заместитель самого рейхсфюрера Гиммлера может ошибаться? И ведь верно, Францу сразу показалось, что его дядя безумен. Эти горящие глаза, эта вселенская чушь про богов и про их волшебные силы, и алкоголем от дяди, действительно, как сейчас начал вспоминать Франц, немного пахло. И прав группенфюрер – все это может быть в сказках, в мифах, а в нашей жизни такого не бывает. Как он мог клюнуть на эту удочку?
В эту минуту Франц почувствовал, как по его левому бедру стало растекаться тепло, сначала слабо, потом сильнее. «Перстень,» пронеслось в голове Франца. Очаг тепла приходился ровно в том месте, где был карман, в котором лежал Меч Ирмина. «Swerta Ermennes Slahit», помимо воли мысленно произнес Франц. «Swerta. Ermennes. Slahit» Слова лились сами собой, вновь и вновь. И так же сами собой вдруг прекратились.
Франц почувствовал, как откуда-то из глубины, вслед за теплом, разливается в груди волна уверенности, под напором которой откатываются куда-то далеко волнение и страх. Он посмотрел на группенфюрера.
Франц тут же заметил разительную перемену, произошедшую с Карлом Вольфом. Черты его лица напряглись, словно от боли. Глаза потухли. Холодная уверенность едва ли осталась в его взгляде, скорее, он наполнился какой-то злобой.
