Но все остальное… Ей было больно и хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. Прав был Бродский. «Любовь как акт лишена глагола»…
Любовь – это не действие. Это чувства. Но у Ильи-то нет никаких чувств. И этот пьяный секс на скорую руку сделал всё это еще более очевидным. И как ее только угораздило?!
Женя криво усмехнулась самой себе. Эйфория прошла очень быстро. Она стояла перед зеркалом в своем номере и понимала, что в кино всё врут, а пить надо меньше. Внизу живота тянуло. И синяк на шее никак не удавалось запудрить.
Она действительно сделала это? Явилась в его номер, напилась, пристала к нему с поцелуями? Это все натворила она? И куда она полезла со своими киношными представлениями об отношениях мужчины и женщины? Смешно и нелепо! Даже стыдно…
И как ей теперь смотреть ему в глаза? Никак. Для этого и придумали телефон.
– Доброе утро, Илья Игоревич. Такси заказано на 10.00. Открытие конференции в 12.00. В 11.00 встреча насчет лопаток турбин.
Да, она решила быть профессионалом, помощницей руководителя, а не вечно несчастной дурой из плохой мелодрамы. Да, ее сюда взяли, потому что подозревали. Но вообще-то у нее и служебные обязанности есть. Эльвира Павловна уже позвонила и дала необходимые инструкции. Осталось только их выполнить.
Сердце почти остановилось, как поезд, с которого можно спрыгнуть на ходу. А вдруг все-таки подснежники цветут в декабре, и обувная фабрика, пусть только одна и в порядке эксперимента, перешла с кожи на хрустальные туфельки?
– Спасибо, Женя. Через пятнадцать минут жду вас на завтрак. И подготовьте пресс-релиз.
Кто бы сомневался, что это единственное, что ему нужно от нее…
Она написала черновик еще в Сапсане. За пять минут перечитала и внесла последние правки. Еще пять минут пыталась восстановить дыхание и перестать то краснеть, то бледнеть. Потом вышла в коридор.
Илья уже был там. Гладко выбрит. В безупречном деловом костюме. Все такой же неотразимый, но уже не совсем чужой. Чуть-чуть ее. Самую малость…
Во всяком случае, ей так показалось, когда их взгляды встретились.
– Женя, я должен извиниться, – начал он.
Да, конечно, как всегда. Он вечно перед ней извиняется. С самого первого дня. Он очень сожалеет о случившемся. Он просто много выпил. А она явилась без приглашения и сама навязалась ему.
– Что вы! Я же сама… Это вы меня простите. Глупо получилось…
– Глупо? – он невесело усмехнулся.
Это еще мягко сказано. На ее шее красовался самый настоящий синяк. И как он подозревал, на бедрах тоже остались следы его страсти. Хотя кого он пытается обмануть? Его грубости… И это не считая синяков на руках, полученных ранее. Скотина, скотина, скотина!
Он пытался увидеть в ее глазах отвращение, но, скорее, это было смущение.
– Женя, во-первых, давай на ты. А во-вторых…
В голове почему-то крутились строчки из Бродского:
Простите ж, если что не так
(без сцен, стенаний).
Благословил меня коньяк
на риск признаний.
Вы все претензии – к нему…
Может, так прямо и сказать вслух? Она как раз их тех, кто поймет…
Но шанса уже не было.
В коридоре отеля возникло прекрасное видение. Стройное, загорелое, с длинными светлыми локонами, которые обманчиво казались естественными, хотя стоила такая укладка целое состояние.
Видение было одето во что-то сложное, шелковое, изысканное, как на показе мод. Это было струящееся платье модного цвета персиковый пух – мягкий оттенок сочетания розового и оранжевого. И пальто на тон темнее.
