– Ну что вы, никто наших дел не читает.
– И даже оперативники из шестого отдела?
– Конечно, – вроде бы слегка смутилась женщина, но тут же справилась с собой и поинтересовалась, почему это Андрей называет отдел шестым.
– Не знаю, все так его называют.
Ветлицкий, ещё не раз оговариваясь, называл это подразделение шестым отделом, и всякий раз Хельга Степановна, вроде бы чувствуя некоторую неловкость, давала понять, что всё это ерунда, но парней из отдела борьбы «против личности» как бы даже побаивалась…
После того как он вкратце пересказал беседу с прокурором, Семён неожиданно потёр ладоши:
– Всё, – сказал оперативник, злорадно улыбаясь. – Теперь-то ты крепко увяз, значит, надо браться за работу. – И он направился к столу, полистав уже знакомую подшивку с заявлениями потерпевших, ещё раз улыбнулся. – Итак… заставим тебя «вспомнить», к примеру, два последних майских преступления.
– Как майских? Выходит, что последние нападения были в мае, а сейчас-то декабрь.
– Какая тебе, собственно, разница. Давай разбирать детали. Ты понял, что мне надо? Понял? Сейчас быстро-быстро будем прогонять «твои» похождения, и не вздумай вилять. Значит, первое, в средине мая, по… – Далее следовало название улицы. – Вспомнил?! – Женя, замкни дверь, я ему вправлю шарики… так, улица? Повторяй за мной.
– Такой не знаю.
– Как не знаешь, только что о ней говорили. Я её только что называл.
– Вы называли…
– Правильно, там всё и произошло. Здание консультации помнишь? Так в этом же доме, только с другой стороны. Ты шёл за женщиной…
– Да ни за кем я не шёл.
– Шёл, не шёл, ты, не ты… – Далее следовал набор соответствующих случаю слов. Ветлицкий смотрел снизу вверх на оперативника, ожидая удара. Семён замахивается, но кулак едва касается кожи, это как в бесконтактном каратэ, только ветерком обдаёт лицо. Позднее, в тюрьме, один из «прессовщиков» попробовал пугнуть Андрея для начала таким способом, но у него ничего толкового из этого не получилось, и синяк был обеспечен. У опера приём получился чисто. Видимо решив с битьём погодить, Семён открыл сейф и достал из него план города.
– Смотри сюда, – стал водить он пальцем по бумаге, – видишь центральную улицу, теперь здание возле одного из желтоватых прямоугольников, обозначавших дом, стоял крестик, дальше ещё… Их было много, таких крестов, и оперативник время от времени указывал на них. Когда же нужного результата не достигалось (Ветлицкий плохо знал город, хотя планы читать мог, всё-таки учитель географии), он хватался за чистый лист бумаги и чертил фрагменты нужного квартала авторучкой. Их достаточно потом накопилось, таких чертежей, но после незапланированного попадания подследственного в больницу все они куда-то исчезли, впрочем, как и та схема путешествий со Старцевым по тайге в поисках Иванова золота, а заодно и черновики описания преступлений, которые Ветлицкий набрасывал со слов Семёна. Пропал и лист с приблизительно записанными для него усердным опером датами лет и месяцев случившихся происшествий, которые тоже должен был заучить.
Не знаю, кому из начальства пришло в голову таким способом попытаться заштопать прореху в хитоне отчёта по раскрываемости уголовных дел. Андрей далёк был от мысли огульно обвинять всю милицию, как-то случай свёл его с парнем, который в людном месте закрыл своим телом гранату. Он потом охранял Ветлицкого в приёмном покое республиканской больницы, куда его привезли оперативники, после того как до этого похитили всё из той же больницы, чтобы дать показания следователю городской прокуратуры о доведении Андрея до попытки самоубийства. Назад потерпевшего лечащий врач отказался принимать, мало ли что с ним могли сделать милиционеры за время умыкания из хирургической палаты, вот и пришлось коротать больному длиннющую зимнюю ночь в приёмном покое прикованным за руку к больничной кушетке.
