…Он был Вездесущим и Всемогущим.
Он существовал везде и мог – все.
Он был – Бог.
Он был любовью, безусловной и всеобъемлющей.
Он просто любил и просто давал желаемое.
В этом был Его смысл…
Он смотрел сквозь мутное какое-то, немытое окно на перрон и мысли его текли как-то вяло, медленно – так же, как текло время.
Он стоял и ждал, и ожидание это было уже надоевшим – время в ожидании всегда почему-то замедляется. Он уже насиделся в кресле, и даже сходил в станционный буфет. И пошел он туда не потому, что хотел есть, – не любил он такую еду, не доверял ей, всегда казалось ему, что сделаны эти котлеты или салаты из каких-то второсортных продуктов, потому что кто будет ради пассажиров, которые только что вот были – и нет их, – уже сели на поезд и уехали – готовить что-то качественное и свежее? Но время так тоскливо тянулось, что хотелось просто чем-то занять это время, чем-то наполнить. И он наполнил его и себя едой. И еда была невкусной – непонятного срока приготовления. Размытого какого-то вкуса. И съелась она быстро, хоть и ел он ее не спеша.
И времени от этого не стало меньше – еще несколько часов ожидания. И он уже от корки до корки прочитал две газеты, второсортные, желтые, скандальные и глупые, и уже походил по перрону, оставив свой чемодан под присмотром пожилой супружеской пары, сидевшей на своих местах прочно и надежно: как сели они на них два часа назад – так и сидели, ожидая того же поезда, что и он.
И передумал он уже обо всем, о чем думалось: и о ссоре с женой, и о работе, которая в последнее время все больше напрягала, и о встрече выпускников, с которой он возвращался, – и настроение от этой встречи было какое-то двойственное – вроде бы и радостная это была встреча, и – грустная.
С одной стороны, хотелось ему повидать своих бывших друзей и посмотреть на всех, кто каким стал. И на девушку, в которую был влюблен и на которой даже жениться собирался, хотелось посмотреть и вроде бы как примериться, – не много ли он потерял. И думалось ему еще перед этой поездкой, что совсем другая у него могла быть жизнь, если бы на ней он женился, а не на Светке, которая только нервы мотала, стервозничала, капризничала – и даже ребенка родить не смогла. То было им рано. То не время. Теперь уже поздно, здоровье у нее, мол, не то, да и зачем?
И, встретив среди своих бывших однокурсников Аглаю, – бывшую свою любовь, которая оказалась расплывшейся немного, но все же очень еще миловидной, и была матерью троих мальчишек, – мысли о другой своей возможной жизни с еще большей силой зазвучали в нем. И грустно ему было на этой встрече – как будто бы с молодостью своей он встретился, с мечтами своими, с ожиданиями, со всем тем, что не сбылось.
И теперь здесь, на этой станции, в ожидании поезда – мысли эти о мечтах своих несбывшихся, – бродили в нем. Вспоминалось ему, о чем он мечтал. О какой жизни. И с новой силой вспыхнули в нем мальчишеские еще, юношеские мечты.
Вспомнил он, как мечтал поехать в Ленинград, даже деньги тайком откладывал, казалась ему эта поездка тогда чем-то необыкновенным – белые ночи, Александровский сад, Эрмитаж, крейсер «Аврора». Но это так и осталось мальчишеской мечтой: деньги он истратил на такое же мальчишески важное – купил сборную модель корабля и собирал его долго и кропотливо со своим другом Ванькой Козловым.
